Металл цвета крови - Александр Тамоников

– Вы работаете, Рита?

– Конечно. – Она твердо посмотрела ему в глаза, мол, как можно не работать. – И в блокаду работала, и сейчас работаю. Каждый день хожу пешком в библиотеку Академии наук на Васильевском острове, заведую отделом зарубежной научной литературы. Впрочем, только два месяца заведую, до этого была рядовой сотрудницей… Раньше добиралась с Васильевского, теперь из центра… Транспорт долго не ходил, приходилось идти пешком, по холоду и в темноте… Не только я, все так делали. Раньше требовалось полтора часа, сейчас – час… Работаю посменно – два дня по двенадцать часов с раннего утра, сутки отдыхаю…

– Как умерла ваша тетя?

– Она ходила карточки отоваривать… – снова на ее глаза навернулись слезы, – уже домой возвращалась, прошла подворотню. У самого подъезда силы кончились, легла в снег и уснула… Тогда это было обычным делом, многие так умирали. В тот день мела метель, был сильный мороз. Я вернулась с работы, она лежит, а рядом инвалид Петрович из первого подъезда стоит, охраняет тело. Она хлеб несла – и представляете, никто не покусился, пока она лежала. Ведь все голодные были, с ума сходили от голода, ботинки ели, ремни, несъедобные корни из земли выкапывали… Никто не взял этот хлеб, потому что нельзя чужое брать – это впитали с молоком матери…

Он снова деликатно помалкивал. Ели не только ботинки и ремни. Отмечались случаи каннибализма – не часто, но было и такое. За это жестоко наказывали. Военные патрули расстреливали трупоедов на месте. Бывали случаи убийств с целью последующего поедания. Людей запирали в подвалы, расчленяли, варили в котлах…

– Я рад, Рита, что у вас все нормально, – сказал он, – жизнь восстанавливается, ужасы блокады больше не вернутся. Наши войска сейчас в Белоруссии, выходят на границу с Польшей, мы освободили практически всю нашу территорию. Осталось добить врага в его логове… Простите, это, наверное, похоже на сводку Информбюро?

– Немного, – она тихо засмеялась. – Я тоже рада, Олег, что с вами все в порядке. Вы ведь военный человек, постоянно рискуете… В каких войсках служите, если не секрет?

Он не решился дать правдивый ответ. Нет доверия у большинства советских граждан к людям его профессии. Главное управление контрразведки, особые отделы, НКВД – они не разбираются в этих тонкостях и просто всех боятся. Долго объяснять, что подавляющее большинство сотрудников борются с реальным врагом, а не с невиновными гражданами собственного государства. До 1943 года офицеры особых отделов и госбезопасности носили свою форму. После 1943-го – отличительные знаки тех частей, к которым были приписаны. В петлицах майора контрразведки поблескивали перекрещенные пушки – артиллерия. Чтобы не только враг не догадался, но и свои не знали…

– Артиллерийское управление, – скупо отозвался он. – Из действующей армии выбыл по ранению, теперь несем службу в тылу. Командировка в Ленинград – вот и решил проведать свою квартиру. Возможно, скоро переведут сюда, но пока служу в Новгороде. Это близко, – улыбнулся он, – всего лишь двести километров, пять часов на поезде.

– Вы не женаты? – спросила Рита.

– Нет, – покачал он головой. – А вы замужем?

Спросил и стушевался – получилось как-то глупо. Она совсем не похожа на замужнюю женщину. Возможно, разведенка или вдова…

– Не сложилось, – пожала плечами Рита. – До войны казалось, что еще рано, успею, да и не было на горизонте подходящей кандидатуры. Я ведь была очень требовательной и привередливой… Вы смотрите удивленно, Олег, – подметила Рита, – вас удивило, что я считала себя несозревшей для замужества? Да, я выгляжу ужасно, на вид мне далеко за сорок… Как вы думаете, сколько мне лет?

– Ну, не знаю, – смутился Березин. – Тридцать три – тридцать четыре…

– Двадцать восемь, – она засмеялась, наблюдая за его реакцией. – Ладно, все в порядке, не хочу вгонять вас в краску. Перед войной я окончила библиотечный факультет Ленинградского университета. А вам сколько? Вы тоже выглядите на сорок. Наверное, вам сорок и есть?

– Тридцать два…

– О, господи, простите… – что-то клокотнуло у нее в груди, она прижала руку к сердцу, – и смех, и грех, как говорится… Давайте считать, что, несмотря ни на что, мы неплохо сохранились, согласны?

– Договорились, – кивнул он. – Виноват, Рита, я должен идти. Еще увидимся.

– Подождите… – Она заколебалась. – Можно личную просьбу, Олег? Вы человек военный, целый майор, у вас, наверное, есть связи… Не могли бы прояснить судьбу моего отца – Грачева Николая Викторовича? Я не питаю надежд, уже смирилась, что хороших новостей не будет… – она поежилась, снова запахнула шаль, – просто мне нужно знать, вы понимаете?

– Хорошо, я попробую, – кивнул он. – Но не обещаю – как получится. Ответная просьба, Рита. Я оставлю ключ за косяком над дверью. Вы можете последить за квартирой? Я позднее напишу вам свой адрес полевой почты.

– Да, конечно, мне не трудно… Вам нехорошо? – забеспокоилась она.

Закружилась голова, ноги стали ватными. Как же не вовремя, черт побери! Такое с ним иногда случалось, и предугадать это было невозможно. Он оперся о косяк, перевел дыхание. Нательное белье прилипло к спине.

– Нет, все в порядке, Рита, такое случается, – он кисло улыбнулся. – Побочный эффект войны, знаете ли. Последнее ранение не прошло бесследно… Нет, в самом деле, все хорошо. – Он перевел дыхание и вышел из квартиры. – Еще увидимся, всего доброго.

Страшно разболелась голова. Хорошо хоть на этот раз без видений. Он добрался до своей двери, стараясь идти ровно и прямо – знал, что женщина смотрит ему вслед. Улыбнулся в ответ, прежде чем войти к себе, захлопнул дверь. И сразу прислонился к косяку. Била дрожь, голова трещала, как растопка в буржуйке.

Он сполз по косяку на пол, несколько минут сидел, дожидаясь окончания приступа. Это было обычное явление, настигающее без всякой закономерности – могло случаться каждый день, могло подарить неделю спокойной жизни.

Он отдышался, с трудом поднялся, доковылял до кровати и рухнул на нее, не раздеваясь. Взметнулась пыль, накрыла облаком, он лежал в этом облаке и кашлял. Пошарил в планшете, отыскал таблетку, с усилием проглотил. Слюны не было, в горле царила засушливая каракумская пустыня.

Через пару минут боль превратилась в умеренную. Он доковылял до окна, припал к подоконнику, закурил, забыв открыть окно.