Призрак со свастикой - Александр Тамоников

– Сам же говоришь, что у нас не армия, – фыркнул молодой, но не в меру смышленый лейтенант Окулинич. – Шибанут из всех стволов, лишь зазря ребят положим. Да и нельзя их гранатами, вдруг что-то ценное повезут. Нужно незаметно подкрасться к замку, товарищ капитан, чтобы часовые не просекли. Под стенами укрыться, с тыла подойти. А как соберем в кулак все, что есть, стремительно ударить…

– Все высказались? – усмехнулся Верест. – А теперь помолчите, дайте подумать.

Недаром подмечено: умный командир – не тот, который умный, а который умными людьми себя окружает. Любой из предложенных вариантов таил в себе массу опасностей. Будь он маршалом, с его безбрежными людскими резервами, без раздумий двинул бы на штурм. Положил бы сотню солдат под стенами старого замка, но дело бы сделал. Обладай он уймой времени – реализовал бы предложения Звягина и Окулинича. Четвертого варианта не дано, а предложенные три решительно не нравились.

– Рома, дуй к Щербине! – распорядился Павел. – Саперные лопатки у бойцов есть, пусть выроют яму на проезжей части и замаскируют. Да выберут такое место, чтобы не могли объехать застрявшую машину, мы же не знаем, сколько у них грузовиков. Гранаты не использовать, расстреливать конвой… Да пулей чтобы работали, пока не начался исход…

Роман, посмеиваясь (чей план-то реализуется? ), уже отползал, когда зашуршала трава у оперативников под ногами, и образовался возбужденный лейтенант Щербина, «зеленый» безусый мальчишка, недавний выпускник ускоренных офицерских курсов.

– Товарищ капитан… – прошипел он, подползая ближе. – Тут такое дело, такое дело…

– Воздушная тревога? – пошутил Павел.

– Да какая, к лишаям, тревога… Слушайте, там дорога серпантином вьется, а по ней мотоцикл едет… Отсюда пока не видно, но скоро появится. В замок едет, тут одна дорога… Один мотоциклист и офицер в люльке, фуражкой красуется…

– Все на дорогу! .. – ахнул Павел, скатываясь с косогора.

Они промчались ураганом отрезок леса, выбежали к лесной дороге. Краем глаза отметился замаскированный «Студебеккер», разбросанные за кочками человеческие головы – гвардии рядовых и ефрейторов. На обочине росли редкие кусты, ворохи можжевельника, а за дубами, уже распустившими листву, надрывался мотоциклетный мотор. Павел, пригибаясь, подбежал к изгибу дороги, подобрал увесистую корягу, распластался за пригорком, усыпанным прошлогодней листвой.

Показался мотоцикл – уверенный даже на российских дорогах «БМВ R-75». Вел его внушительный «пилот» – щекастый, в шлеме, прорезиненном плаще, с автоматом «МР-40» на груди, а в люльке, помимо пулемета «MG-42», прозванного «косторезом», сидел надутый офицер. Текущий день у него явно не сложился. Он еще не представлял, до какой степени не сложился! Мотоциклист притормозил, входя в поворот. Павел швырнул корягу, как гранату, по навесной траектории. Она перевернулась в воздухе, ударила мотоциклиста по каске. Тот от неожиданности вскрикнул, вывернул руль. Сам, правда, удержался в седле, но мотоцикл сменил направление, съехал с дороги и чуть не врезался в придорожное дерево. Громила снова дернул руль – мотоцикл уткнулся передним колесом в яму, офицер вылетел из люльки, проделав впечатляющий кульбит, распластался в траве. Оперативники уже летели, особого приглашения не требовалось. Громила же, удержавшись на ногах, развернулся в прыжке, оскалив пасть, и выставил автомат. Но не успел разразиться очередью – Котов швырнул свой «зэковский» нож с наборной ручкой, которым владел в совершенстве. Лезвие пробило грудную клетку, поразило сердце. Громила выпучил глаза, зашатался.

– Да падай уже, сука! – ругнулся, подлетая, Котов. Он толкнул автоматчика, и тот замертво повалился с вытаращенными глазами.

Офицер затравленно вертел головой, но сдаваться не собирался, схватился за кобуру с «люгером». Павел подбежал первым, ударил его в подбородок носком сапога, и желание сопротивляться мгновенно угасло.

– Мужики, стаскивайте с покойника одежду, пока все кровью не залил, – проворчал Павел, вытащил из кобуры «ТТ» и, приблизившись к офицеру, выдернул «люгер» из кобуры. Офицер смотрел на него пустыми глазами, тоскливо смотрел, обреченно. Фуражка валялась рядом. На околыше красовалась кокарда – череп со скрещенными костями, пресловутая «мертвая голова». Подобные черепки поблескивали и в петлицах. Темно-серый мундир, сравнительно чистый, с небольшими помятостями. Гауптман, судя по погонам, капитан, гауптштурмфюрер, согласно классификации СС.

– Встаньте, герр гауптштурмфюрер, – вкрадчиво произнес по-немецки Павел. – Не будем пачкать такую красоту. Представьтесь, пожалуйста.

– Послушайте… – Губы офицера задрожали, он лихорадочно сглатывал. Эсэсовец был молод – не больше двадцати пяти. Даже в СС к концу войны сказывался кадровый голод. Офицеров повыбило на Восточном фронте, спешно обучали молодежь, присваивали звания, не соответствующие возрасту и заслугам. Вряд ли этот парень имел достаточный боевой опыт. Но с амбициями и верностью идеям национал-социализма все было в порядке – иначе в СС и быть не может. Отряды «Мертвая голова» отвечали за охрану концентрационных лагерей Третьего рейха – Дахау, Бухенвальда, Освенцима в Польше, Маутхаузена в Австрии. Именно они несли ответственность за массовый геноцид. Из них формировалась дивизия «Мертвая голова», наводящая ужас на мирных жителей Европы.

– Слушаю вас, герр офицер, – сухо произнес Павел. – Вам есть что сказать?

Подошли остальные, молча окружили их. Гауптштурмфюрер понял, что бы он ни сказал, итог будет один. Он задрожал и закрыл глаза.

– Ваше имя? – спросил Павел.

– Пауль Рейнмар… гауптштурмфюрер Пауль Рейнмар, 3-я рота усиления СС… – немного помешкав, ответил немец. – Нашу часть разгромили 6 мая под Теплице, то, что осталось, перевели в подчинение полковника фон Лихтенберга… Не убивайте меня, – облизнул он пересохшие губы. – Вы же не обязаны меня убивать, верно? Я согласен на плен…

– Какие мы великодушные, – презрительно проворчал Котов. – На плен он согласен… А нашим мнением он поинтересовался?

– Ладно, Рейнмар, посмотрим на твое поведение, – кивнул Верест. – Кто-нибудь следует позади вашего экипажа?

– Нет никого, – замотал головой эсэсовец, – только я и унтер-шарфюрер Бауэр… – Он покосился на грузное туловище в исподнем, которое ногами затолкали в кустарник, но оно выразительно просвечивало оттуда. – Клянусь фатерляндом, больше никого нет…

– Типа Родиной клянется, – ухмыльнулся Рома Окулинич.

– Пожалуйста, не убивайте! – взмолился парень. – Я – гражданский человек, школу с отличием окончил, меня силой в армию забрали… У меня мама в Кельне, невеста там же…

– Неужели? – ухмыльнулся Павел. – А юнкерское училище СС тоже в Кельне окончил? Или в Тёльце? А может, СС-Панцергренадиршуле в Киншлаге?

– Брауншвейгское училище, – обреченно вымолвил эсэсовец, невольно впечатленный познаниями русского офицера. – Я не участвовал в карательных операциях, не успел…