Обет молчания - Андрей Ильин

– Ладно, давай одну.

– Возьми, касатик – не пожалеешь. Жене подаришь, любимой подаришь. А будешь ли любим, дай руку – всю правду скажу, что было, что будет, что на сердце лежит… – тараторила пожилая цыганка и сильно тянула мою ладонь. Наверное, я хорошо вошел в роль парня-простачка, легко расстающегося с «лишними» рубликами.

– Ой, касатик, жизнь твоя была разная, и все больше трудная. А ждет тебя скорая дорога в казенный дом… – неожиданно цыганка осеклась. – А помада кому?

– Жене.

Цыганка еще раз взглянула на раскрытую ладонь и уже без обычного ерничества сказала:

– Ждет тебя скоро большая беда в казенном доме. И сам ты из казенного дома. И жены у тебя никогда не будет.

Я быстро вырвал руку и протянул цыганке деньги. Но она уже растворилась в сутолоке толпы.

– Бойся человека в форме, – донесся ее уходящий голос.

Я быстро осмотрелся, но на меня никто не обращал внимания. Чертова цыганка! Выбила из колеи! Я подхватил чемоданчик и быстро пошел к остановке такси.

Устроившись в гостинице, я решил форсировать действия по легализации.

Первое – работа, второе – жилье, третье – круг знакомых и друзей, четвертое – любовная связь, определил я первоочередные задачи. То есть все то, что обычно имеет всякий нормальный человек и что позволит мне стать таким человеком.

Реализация первого пункта усложнялась отсутствием у меня на руках (да и в природе как таковой) трудовой книжки. Можно было, потолкавшись в районных бюро по трудоустройству, позаимствовать ее у первого же безработного ротозея и исправить под себя. Других мест, где запросто «ходят» бланки трудовых, я не знал. У работающих они надежно заперты в сейфах отдела кадров. Но заниматься карманными кражами в городе, где мне предстояло жить, не хотелось. Не гадьте там, где обосновались, – сто раз повторяли нам в учебке. Нужно было искать другие, более легальные пути.

Конечно, сделать липовую книжку есть возможность у любой работницы отдела кадров, но это как минимум усложняющий жизнь любовный роман. Убедить кадры закрыть глаза на некоторые канцелярские нарушения и выписать новую трудовую мог, в принципе, любой начальник, но для этого надо быть с ним знакомым. Я определил цель – руководящее звено небольшого предприятия или учреждения. Где их искать? На работе с подобным контингентом не познакомишься, там они заперты в непробиваемые официально-бюрократические доспехи. Дома? Так не приглашали. Где же еще может проводить время управленческий интеллигент среднего звена? Театр – слишком официально.

Кино – слишком непрестижно. Баня – для избранных. Дачи – не сезон. Остается ресторан.

В центре города я выбрал несколько престижных, но не очень шумных ресторанов и, ежевечерне меняя, стал посещать их. Я подсаживался к хорошо одетым мужчинам с типичными командно-управленческими жестами и манерами, легко читаемыми в обращении с официантами, заказывал не очень обильную, но достаточно изысканную еду и выпивку. Щедро угощал соседа, однако веселых бесед не поддерживал и вообще был печален, рассеян и замкнут в себе. Рано или поздно чувствующий себя обязанным за бесплатное угощение сосед по столику задавал нужный мне вопрос.

Быстро выяснилось, что этот город для меня случаен, что молодая жена через три месяца после свадьбы наставила новоиспеченному мужу, то есть мне, рога с моим же близким приятелем. Что, не перенеся такого удара, я бросил все: работу, квартиру и в чем есть шагнул за порог, сел в поезд и поехал куда глаза глядят. И теперь, не видя выхода, просаживаю здесь последнюю наличность в этом вот ресторане. Что ходу назад нет, что легче лечь на рельсы, чем сесть в идущий по ним обратно поезд. Вот такая душещипательная история.

Застольный сосед, изрядно подогретый дармовой выпивкой, сочувствовал, входил в положение и давал бесполезные, а когда и очень даже ценные советы.

– Брось ее, стерву! Оставайся здесь, живи, устраивайся на работу. Городок у нас ничего, девчат хватает.

– У меня трудовой нет, характеристик, военного билета, диплома. Все там осталось, – безнадежно вздыхал я.

– Пусть вышлют.

Я категорически мотал головой, как бы говоря – назад ходу нет, старая жизнь перечеркнута жирной чертой. Любые упоминания о прошлом – ржавый нож, воткнутый в незажившую рану. К тому же, если узнают мое местоположение, начнутся уговоры, раскаяния, слезы, угрозы. Нет! Не хочу!

– В конце концов, можно устроиться так, а потом когда-нибудь переправить документы, – искал выход из положения новый ресторанный друг. – У меня есть знакомые, можно поговорить…

Отгуляв два десятка ресторанных вечеров, я располагал кучей знакомых и полудюжиной интересных деловых предложений. После тщательного анализа я выбрал одно – опытное производство в небольшом нережимном (значит, пристальной проверки не будет) НИИ. С подачи замдиректора по административно-хозяйственной работе отдел кадров сломался быстро и принял меня на работу в должности мастера инструментального цеха. Предлагаемую работу снабженца я отверг, как чересчур опасную – кто знает, с кем может столкнуть судьба-злодейка находящегося в постоянных разъездах «доставалу».

В общежитии завода-субподрядчика меня обеспечили койкой в комнате и, что много важнее, легальной пропиской в паспорте. Штамп выписки я загодя нарисовал с помощью обыкновенной ручки и ластика.

Короткий, полный комплиментов и полупрозрачных намеков разговор с перезревшей комендантшей общежития, превратил комнату на троих в отдельную, хотя и с двумя пустыми койками и перспективой возможного подселения квартирантов. В профкоме, не без помощи все того же зама по АХЧ меня поставили в очередь на квартиру.

– Не дрейфь, – дружески стучал меня по плечу зам на очередной дружеской вечеринке, – получишь квартиру, обживешься и потечет жизнь тип-топ!

По первым пунктам натурализации можно было подводить итог – есть устойчивая, не без перспективы работа, прописка, жилье, круг весомых, способных помочь в самых щекотливых вопросах, знакомых. Оставался пустяк – личная жизнь, и желательно не с комендантом родного общежития. Что ж, неплохо. Очень неплохо! Наверное, далеко не каждый курсант учебки может похвастаться такими успехами. Меньше чем за месяц провернуть такую работу!

Я упивался горячей любовью к самому себе, не догадываясь, что уже следующая неделя развеет в прах с таким трудом построенную мною пирамиду благополучия. И виной тому будет не хитроумный контрзаговор, не умный ход противной стороны, а совершенно нелепый, совершенно дурацкий случай, предусмотреть который не в состоянии даже самый умудренный профессионал. Я радовался как надутый гусак, а стрелки отсчитывали последние часы моего благополучия.