От разногласий к близости - Клаудия Голд

Бразелтон ставил перед собой следующую задачу: настроить родителей на то, чтобы они сами увидели в своем ребенке уникальную самостоятельную личность, а не некое нафантазированное «дитя мечты». Он такой, какой есть. И потрясенные родители слушали рассказы о своем малыше, с которым доктор провел совсем немного времени.

Бразелтон стремился систематизировать методику обследования, чтобы она была доступна и другим врачам и медсестрам, которые, пользуясь ею, смогли бы продемонстрировать родителям, что их малыши – уже сложные, на многое способные личности.

В мои задачи входили наблюдение за процессом и помощь Берри в систематизации. Я усердно записывал все увиденное, однако этим моя роль не ограничивалась. Каждую субботу передо мной разворачивалось необычайное зрелище. Да, подход был сугубо научным, но в нем также присутствовали искусство, интуиция и эмпатия. Бразелтон казался мне заклинателем, переводчиком с «детского языка», способным разговаривать с новорожденными взглядом и прикосновениями.

Мне казалось, что к переезду в Бостон я изучил всю специальную литературу о периоде младенчества, и считал, что знаю о малышах абсолютно все, хотя единственными младенцами, с которыми я имел дело в лаборатории Харлоу, были детеныши макак-резусов. Но, поработав под началом Берри, я вскоре понял, что мои знания почти равны нулю. Во время субботних обходов он наглядно продемонстрировал, что и другие психологи того времени ничего не знали о новорожденных.

Берри вызывал у младенцев до той поры никем не описанные реакции. По сути, малыши делали то, что, по убеждению психологов, делать еще не могли, например на звук материнского голоса поворачивали головки на 90 градусов направо или налево, а получив новую сенсорную информацию, закрывали глаза и отворачивались, таким образом стараясь успокоить себя. Дети появлялись на свет с уже заложенной в них способностью вступать во взаимоотношения!

Оказалось, что новорожденный – отнюдь не пассивный реципиент общения, а активный его участник. Я решил проверить наши наблюдения. На это и был нацелен эксперимент «Каменное лицо». Как тогда считалось, мать полностью контролирует младенца, именно она является инициатором взаимодействия. А что произойдет, если я исключу мать как активного игрока? Что будет делать ребенок? Начав эксперимент и просмотрев первые видеозаписи, я сразу понял, что распространенные представления в корне ошибочны. Это было поразительно – и восхитительно!

Я понимал, что мое открытие должно выйти за пределы лаборатории и я обязан поделиться им с коллегами. Но такая перспектива пугала. Научный мир известен безжалостностью к инакомыслящим. Способен ли сам эксперимент и моя уверенность в том, что он ярко демонстрирует иные взгляды, заставить психологов отбросить давние убеждения? Либо мне будут рукоплескать – либо прогонят с позором. Я оценивал свои шансы как половина на половину.

И вот наступил день моей презентации на конференции по детскому развитию. Я должен был выступать последним из четырех представлявших свои работы исследователей. Слушая выступления коллег, я ужасно нервничал – все три исследования полностью соответствовали распространенным в те времена представлениям. Такой порядок, возможно, был предусмотрен намеренно: организаторами конференции выступали коллеги по лаборатории, поддерживавшие мою гипотезу. Наконец настал мой черед. Мне предстояло продемонстрировать четырем сотням специалистов со всего света нечто новое, никогда ими не виданное.