Город туманов – 2 - Тамара Клекач

– Вик, я тебя очень уважаю, но е-мое, я же здесь не крайняя! – ответила Гера и кивнула в сторону веранды. – В доме кроме меня вон еще сколько чародеев! Неужели никто не может справиться с кулинарной неграмотностью…

– Олежа не разрешает! – перебил Вик. – Ты же знаешь, какой он упрямый! А тебе, – старый чародей воодушевленно потер сухие руки, – он не откажет, – привел последний аргумент Вик, подкрепленный запахом перегретой сковородки, идущим с кухни, и голодными глазами гостей, смотревших на нее из-за угла с надеждой.

Гера тоскливо посмотрела на экран ноутбука и, со вздохом захлопнув его, потащилась на кухню.

Закатав рукава белого свитера с горлом, Литвинов армейским ножом кромсал отбивные прямо на столе. К слову, вид у него реально был такой, будто он бомбу собирал, и чародейка невольно задумалась над тяжестью отравления тем самым мясом, когда он его приготовит.

– Чем могу помочь? – с вызовом бросил он, очевидно, прекрасно зная, с какой целью пришла Гера.

– Мне помощь не нужна, – спокойно ответила она, – в отличие от мяса.

Литвинов смерил ее косым взглядом, но не ответил, продолжая свое великое дело.

– Олег, это отбивные.

– Я знаю, что это отбивные, – буркнул он, оглядывая кухню в поисках соли.

– А ты знаешь, почему они так называются? – Гера отошла от дверного проема, выключила конфорку под слишком маленькой даже для двух кусков сковородкой, и заглянула в ящики кухонной тумбочки. – Потому что, Олег, – добавила она, отыскав соответствующий кухонный инструмент, – их нужно отбивать.

– Серьезно? – тупо спросил Литвинов, с сомнением посмотрев на мясо.

– Серьезно, – невозмутимо ответила Гера под смех подслушивавших гостей, и вручила ему орудие труда. – Причем, с двух сторон.

Майор тщательно обмозговал ее слова и, взяв молоток для отбивки мяса, сердито крикнул в сторону двери:

– А сразу нельзя было сказать? ! – В ответ раздался дружный смех.

Руки у него были сильные, и толстые куски мяса, которые он с остервенением колошматил, молниеносно начали светиться.

Во избежание вкусовой катастрофы Гера сама посолила и поперчила отбивные, и, разложив на противень, застеленный предусмотрительно принесенной Леей фольгой, отправила их в духовку.

– Выпросишь для меня премию? – игриво спросила она.

– Держи карман шире! – угрюмо парировал Литвинов, подкуривая сигарету.

Чародейка невозмутимо пожала плечами, мол, за спрос не бьют в нос, и выполоскала в раковине тряпку, чтобы вытереть со стола.

– Вчера мне звонил Деврик.

Гера на секунду замерла и продолжила тереть стол.

– С чего это мой врач звонит тебе? – как бы, между прочим, справилась она, упорно не замечая его тяжелого взгляда.

– С того, что он не смог с тобой связаться, а ты пропустила прием, и не один.

– Сомневаешься в моей профпригодности, майор? – Гера взяла в руки армейский нож и смерила майора вызывающим взглядом.

Литвинов охотно вступил в зрительную дуэль, равномерно выпуская из ноздрей сигаретный дым.

С какого-то перепуга его записали, как ее ближайшее контактное лицо, потеснив при этом Антона, и теперь, проникнувшись свалившейся на него ответственностью, майор твердо решил изводить ее своим дурным характером и всем тем, что шло вместе с ним в комплекте.

Отвечать между тем Литвинов не спешил, если вообще собирался, и с завидным козлиным упорством продолжал дуэль, роняя пепел на прямо пол.

Чародейка усмехнулась, также не сдавая свои позиции. "Новый" Литвинов, который был Олегом, ей импонировал, но поощрять выросший в нем инстинкт защитника она не собиралась, как и развозить сопли по поводу того, что с ней произошло. Тут, как говорится, се-ля-ви, то есть такова жизнь. Он и сам еще до ее перевода успел отлежать бока на больничной койке. Так чего было к ней приставать?

Тепло разогретой духовки вместе с запахом быстро подходивших отбивных поплыли по кухне, просачиваясь в открытую дверь, и будто заманивая голодных гостей. Правда, первого из них привел на кухню вовсе не запах, а чисто мужское отчаяние.

– Гера!

– Ммм? – довольно промурчала чародейка, оценив по достоинству проигрыш майора, угрюмо тыкавшего сигаретой в банку из-под шпрот, так вовремя оказавшуюся под рукой.

– А Микка… – Антон замялся. – Он или она?

– Малыш, Микка будет для тебя, кем захочешь, – ответила чародейка, развернувшись к духовке, чтобы проверить готовность мяса.

– Это меня и беспокоит… – озадаченно пробормотал он.

Гера усмехнулась. Молодой старший лейтенант Усов, храбрец с Макаром на поясе, высшим образованием и очаровательной улыбкой, не говоря уже о милейших голубых глазках в обрамлении длинных ресниц, стал главным героем любовных забав Микки, открыто и повсеместно проявлявшей свою симпатию, ставившей тем самым вежливость и мужественность вышеупомянутого героя в крайне затруднительное положение.

– Гера, а можно еще вопрос?

– Давай! – Мясо было на подходе, и Гера сглотнула слюну.

– Почему ты не носишь нижнее белье?

Чародейка отвернулась от отбивных и выгнула бровь, не столько удивившись его вопросу, а сколько, пожалуй, впервые задумавшись над тем, что отсутствие у нее некоторых деталей гардероба, во-первых, было заметно, а во-вторых, могло кого-то смущать. Мужчины ведь обычно должны были такое на "ура" воспринимать? !

– Не люблю дешевое белье, – наконец, ответила она и выключила духовку. – На дорогое не зарабатываю, но вообще-то я ношу, только не там, куда ты смотришь, – лукаво добавила она, заставив Антона отвести взгляд от ее груди.

Мясо поедалось с аппетитом, водка традиционно прекрасно заходила с пивом, и настроение Геры, какое-то время мысленно витавшей между боксом, не раскрытыми делами и вопросом о нижнем белье, уверенно улучшалось.

Вик щедро делился с Алленом воспоминаниями о том, как формировался чародейский спецназ. Литвинов, листая на телефоне песни Цоя, периодически вставлял пару-тройку фраз. Антон, сжав волю в кулак и обернув мужественность культурной храбростью, стойко выдерживал не особо-то и замысловатые знаки внимания Микки, больше шутившей над ним, чем серьезно желавшей чем-нибудь с ним заняться на досуге.

Лея хмельно и кокетливо посматривала на Литвинова, и Гера пришла к выводу, что время для реализации идеи Карима, выпившего много, но не опьяневшего ни на граммульку, настало.