Город туманов - Тамара Клекач

Майор скользнул взглядом по чародейке, с непроницаемым лицом осматривающей двор. У Вика всегда, когда он сканировал что-то или кого-то, был такой взгляд, будто он задержал дыхание, но карие с янтарными вкраплениями глаза чародейки, бегающие по двору, ничего не выражали и Литвинову оставалось лишь гадать, работает она или же принципиально ждет, когда он скажет ей работать.

Поднявшись на лифте на седьмой этаж, майор позвонил в двери. Не открывали долго, но множественные замки, наконец-то, защелкали, и на пороге появилась женщина лет пятидесяти.

– Я вас слушаю, – надменно произнесла она, окидывая троицу оценивающим взглядом.

"Верная прислуга, – подумал Литвинов. – Вот уж кто точно сундук со всеми грязными секретами семьи".

– Спецотдел. – Он предъявил удостоверение. – Нам нужна Илона Ярош.

– По какому вопросу? – не впечатлившись документом спросила женщина.

– По уголовному, – отрезал Литвинов протискиваясь в дверь. Лейтенант с чародейкой прошли следом.

– Пожалуйста, ожидайте здесь! – Женщина перешла на повышенные тона и засеменила за ними. – Я узнаю, сможет ли Илона Васильевна вас принять!

– Будьте так любезны, – колко ответил майор, осматривая гостиную, с богатством интерьера которой мог тягаться разве что Лувр.

"Красиво жить не запретишь" – отметил про себя Литвинов, остановившись у дивана, на который, наверное, и садиться нельзя было.

Через несколько минут застучали каблуки, и в гостиную грациозно вошла Илона Васильевна. Дорогие духи, изысканные шелка, сверкающие драгоценности – все в этой улыбающейся женщине подчеркивало неувядающую красоту. По внешнему виду и не сказать было, что она родила троих детей.

Литвинов скользнул взглядом по чародейке, прислонившейся к полированному трюмо с коллекцией яиц Фаберже и с отсутствующим видом изучавшую, как обстановку, так и хозяйку.

– Добрый день! – мелодично произнесла последняя. – Я Илона Ярош. Чем могу помочь?

– Майор Литвинов, спецотдел. – Она продолжила глупо улыбаться. – Элизавета Климова ваша дочь?

– Моя, да. – Улыбка стала кривоватой: то ли до нее начало доходить, что спецотдел просто так не приходит, то ли упоминание про дочь так повлияло.

– Боюсь у меня плохие новости, Илона Васильевна. Вчера она была найдена мертвой…

– Где? – перебила она.

– В парковой зоне недалеко от стройки… – Илона Васильевна расслабленно рассмеялась.

– Это не она! Моя дочь по таким местам не ходит! – Илона Васильевна с достоинством поправила безупречные волосы, кстати, такие же светлые, как и у ее дочери. – Инночка, – присев на самый краюшек дивана, она обратилась к не отходившей от нее прислуги, – будь добра, позови к нам Лизу. Она ведь дома?

Прислуга, в отличие от хозяйки стоявшая без улыбки, нахмурилась.

– Илона Васильевна, – осторожно произнесла она, – Лизы уже три дня, как дома нет.

– О… – на полном серьезе удивилась мать.

– Три дня, говорите? – Литвинов скользнул прохладным взглядом по застывшей, как статуя, женщине, даже не знавшей, что ее ребенка столько дней не было дома. И разве важно было, что Лизе уже давно было не десять лет. – Точно?

– Да, она заходила домой после занятий переодеться и взять кое-какие вещи. Сказала, что переночует у своего парня. Даже обедать не стала, сразу умчалась.

– А как парня зовут, не знаете? – заинтересовался Литвинов, доставая из кармана блокнот и ручку.

– Саша, кажется. Точно не знаю. Вы лучше спросите у ее подруги Светы Королевой. Они вместе учатся.

– Мы можем осмотреть ее комнату? – спросил Литвинов, записав все в блокнот.

– Что я скажу мужу? .. – выдала Илона Васильевна, уставившись в одну точку. – Соседям? ..

Майор поднял брови. В органах он был давно и далеко не первый раз сообщал семьям о смерти близких. Были на его памяти и слезы, и нечеловеческий вой, была потеря сознания и снова слезы, как-то раз даже был смех. Собственно, подобную реакцию он тоже видел, но, как и тогда, так и сейчас не мог понять, почему мать переживает за мужа и соседей, а не за убитого ребенка.

– Так что с комнатой? – повторил Литвинов.

Инна оторвалась от своей хозяйки, начавшей всхлипывать.

– Вторая дверь направо по коридору, – ответила она и, кинув неприятный взгляд на лейтенанта, добавила: – Только пусть ваш чародей останется здесь.

– Добро, – быстро согласился майор. – А вы, пока мы будем осматриваться, поведайте ему о Елизавете. И ради бога дайте Илоне Васильевне валерьянки.

Обменявшись взглядами с лейтенантом Усовым, которому, к счастью или не счастью, уже не в первый раз принятым за чародея, Литвинов прошел по коридору до комнаты покойной.

Гера вошла следом. Ее лицо по-прежнему ничего не выражало, но взгляд стал острее и майор не стал ей ничего говорить. Методы работы новой чародейки все еще оставались для него загадкой и это его беспокоило.

Он собственными глазами видел, как она спокойно сожгла мертвоедов, когда они прибыли по вызову, видел, как были впечатлены и лейтенант, и даже Вик, когда она копировала жертву, видел, как ожесточилось ее лицо, когда он назвал мертвоедов ее сородичами, и Литвинов никак не мог сообразить, чего от нее можно было ожидать.

Чародейка тем временем обошла комнату покойной – чистую, светлую, но маловыразительную. В ней имелись книги, но в основном это были учебники. Какие-либо плакаты, способные сказать об увлечениях девушки, отсутствовали, как и фотографии, мягкие игрушки и любой другой милый хлам, призванный подчеркнуть индивидуальность хозяйки.

– Что-нибудь есть? – украдкой взглянув на Геру, без особой надежды спросил Литвинов.

– Кроме того, что коллекция яиц Фаберже фальшивая, – без выражения ответила она, пробегая пальцами по мягкой спинке кровати, – нет. Магическое излучение отсутствует. Никаких признаков, что девочка была чародейкой, я не вижу и не ощущаю, хотя на теле был тот же ментальный конденсат, что и на месте преступления, но откуда бы он не взялся, подцепила она его не здесь.

Литвинов поморщился. Тот ментальный конденсат, о котором чародейка говорила, он не признавал. Будь он реальным следом, Вик бы указал, куда он вел, а так и он, и новая чародейка, в нем уверены не были, а сам майор не доверял тому, что не мог увидеть или потрогать.