Город туманов - Тамара Клекач

– А твой работодатель вообще знает, кто ты? – вопросом на вопрос ответила она, прищурив один глаз и сканируя его на наличие свежей крови в желудке.

Законом была строго запрещена охота на людей, но сама статья была настолько корявой, что при желании в ней можно было найти не меньше двух-трех лазеек для оправдания тех, кто без крови существовать не мог, а вампиры были умны и старательно избегали полного обескровливания, но статистика по таким убийствам все же была внушительной и имела тенденцию к росту, несмотря на легализацию продажи вампирам крови из центров по сбору последней.

– Я сам себе хозяин, – с гордостью ответил вампир, – а кровь можешь не искать, чародейка. Я закон не нарушаю.

– Все так говорят, – возразила Гера, действительно не обнаружив крови в том количестве, при котором она имела право не только задержать его, но и испепелить. – Как тебя зовут? – Она пробежала оценивающим взглядом по вампиру, гордому владельцу паба в центре города.

– Рамон. – Вампир улыбнулся, уловив интерес чародейки.

– Рамон, – Гера слегка улыбнулась, – а скажи: сюда много приходит таких, как мы с тобой?

– Много, – честно ответил вампир, облокачиваясь на барную стойку. – Мой паб один из немногих, где не предъявляют претензий таким, как мы с тобой. Но то, что ты хочешь, чародейка, от меня нельзя получить. Я не стукач.

– Мне не нужен стукач. – Гера поддалась вперед. – Мне нужен тот, кто хорошо знает местную публику и сможет подсказать в нужный момент кто и что из себя представляет.

– Ладно, я сделаю вид, что поверил тебе. – Вампир хитро улыбнулся. – Что ты можешь предложить мне взамен? Моя информация стоит дорого, а ты, честно говоря, можешь и за виски не расплатиться без кредита.

– Разве все услуги измеряются деньгами? Есть вещи гораздо более ценные и приятные. – Чародейка выразительно посмотрела на вампира, делая глоток виски.

– Услуги чародейки, да еще и легавой, действительно могут оказаться ценными, – подумав, ответил Рамон. – А вот приятными… Тут у меня есть сомнения.

– Покажи, где здесь можно уединиться и я развею все твои сомнения.

Через две минуты плащ и шляпа Геры валялись на полу подсобного помещения, а сомнения Рамона развеивались по мере того, как рубашка чародейки пуговичка за пуговичкой расстегивалась.

Вампир молча оттянул ее нижнюю губу и скользнул языком в рот.

– Посмеешь меня укусить, – прошептала Гера, отстранившись от его губ, вкус которых напоминал виски, – и я сожгу тебя вместе с твоим пабом.

Рамон ничуть не смутился, только сильнее сжал небольшую, округлую грудь чародейки.

Гера расстегнула его штаны и взяла в руку член. Он был не столько длинным, сколько толстым и очень возбужденным. Поласкав его немного, она быстро справилась со своим ремнем и, спустив джинсы до колен, повернулась к нему спиной. Без промедления вампир вошел в нее до упора и, надавив на поясницу, чтобы чародейка чуть прогнулась, активно заработал бедрами.

Глава 2. Лицом на восток

2. 1.

Тыльной стороной ладони майор вытер с губ остатки кофе. Это была уже пятая, если не шестая чашка за день. Те помои, что они пили в отделе, только запахом напоминали кофе, и о бодрости оставалось лишь мечтать, но привычка была привычкой, а сна майору все равно было не видать, как кончиков своих ушей.

Мало того, что он и так очень плохо спал, от силы отключаясь часа на два, так еще и новая чародейка приперлась, и Литвинов всю голову изломал, думая, куда бы ее засунуть, чтобы не раздражала. Чуяла его натура, что хлопот с ней будет полон рот.

"Черт, Вик, вот приспичило же тебе на покой уйти именно сейчас! " – с раздражением подумал Литвинов, потирая уставшие глаза.

Показатели раскрываемости только-только перестали падать, а тут глухари всплыли за прошлый год, и какой-то умник на межрегиональном селекторе додумался вытащить их на свет божий, и высшее руководство вцепилось в задницы всех без исключения.

Конкретно по отделу Литвинова глухарей с того года было пять, но каждый из них по тяжести потянул бы на все десять. Майор помнил подробности каждого и, как и тогда, так и сейчас, считал, что они были как-то связаны, но как не смог ответить не он, не Вик. И, пока не случилось чего-то подобного, майор только и мог тупо пересматривать старые дела и как можно уклончивее отвечать на вопросы руководства о сдвигах в расследовании.

Литвинов косо посмотрел на молодого лейтенанта, развлекавшего себя в перерывах между поглядыванием на часы стружкой карандашей. Выглаженная рубашка мозолила майору глаза весь день и имела все шансы занять первое место в рейтинге раздражителей, если бы не появилась чародейка с этой ее дурацкой шляпой, джинсами с дырками на коленях и тонкой рубашкой, сквозь которую при отсутствии бюстгальтера очень четко проступала грудь.

Лейтенант был в отделе всего полгода, и Литвинову было невдомек, зачем сыну успешного адвоката, с еще не остывшим дипломом юриста понадобилось идти работать в отдел тяжких и особо тяжких преступлений, в котором зарплата была смехотворной, перспективы сомнительными, а нервные срывы обеспеченными.

Впрочем, претензий в рабочих моментах к Усову не было, а с раздражением майор умел бороться в конце дня старой, доброй стопкой конька или на худой конец просто бутылкой пива.

Старый чародей дремал на диване. Как ни странно, Литвинов привязался к нему за пять лет работы бок о бок, но тут дело, скорее всего, было в возрасте Вика и в том, что он не накидывал на себя вуаль, или как там это называлось у чародеев, маску молодости и красоты, короче, поэтому Литвинов воспринимал его просто как консультанта по магии, а не как одного из проклятых чародеев, которых он ненавидел за то, во что они превратили его родной город, да и вообще весь мир.

На столе все также лежал приказ о переводе Вельмы Гертруды. Литвинов устало вздохнул, протолкнув ком раздражения, и снова взглянул на старого чародея. Он сказал, что чародейка очень могущественная и что майор должен радоваться, что именно она заменит его, но майор, наверное, в силу характера и личных убеждений в принципе не мог радоваться, ни молодой темноволосой чародейке с карими глазами с янтарного цвета вкраплениями, ни тем более переменам, связанными с ее приходом, которые, по его мнению, сулили одно только дерьмо.