Дубовый дым - Александр Новосельцев

        Ох и разродилась сильна ягодка во сыром бору,

        Ой и заблудилась красная девчоночка во темном она лесу.

        Вот и выходила красная девчоночка ко быстрой она реке,

        Ой, да вот она и закричала своим тонким голоском…

И так она у меня, песня эта наружу полезла, я уж и сам не знаю, каким таким макаром, а только вижу я, как она, девчоночка эта красная, приблудилась к речке, да как на берег вышла. Стоит босая, волосенки у ней тернами колючими растрепались, ручки она свои исцарапанные ко рту приложила и кричит-плачет, зовет кого-то. Бабка моя эту песню всю пела, она протяжная, долгая, я слова все и не помню. А, может, вспомню. Ее ведь надо с разгону петь, слова друг за дружку цепляются, сами собой вспоминаются, главное, чтобы без остановки да никто не перебивал. А кому там перебивать – один сижу, пою, как птица вольная, да в голос! Так-то, думаю, и птица поет, как ее птичья душа подскажет. Пою, у самого слезы стоят, а горлу ничего уж и не мешает, мне ж не себя жаль, а эту девчоночку, что заблудилась, и от этого в душе такая истома, как после стакана.

Я допел, и гармонь моя замолчала. Вдруг слышу, сзади голос женский выдохнул:

– Господи, хорошо-то как!

Оборачиваюсь, стоят две машины. Не наши, иностранные. Двери в них отворены, а рядом с одной стоит мужик молодой, а чуть перед ним девка. Красивая, росточку небольшого, простоволосая. Руки к груди прижала, а глаза блестят. Мужичок этот ее под локоток держит, а в машинах еще народ сидит, и все выглядывают.

– Господи! – говорит эта девка у машины. – Счастье-то какое! Владимир Иваныч, – оборачивается к своему, – давайте его пригласим.

И ко мне подходит. Вижу, девка по глазам простая, добрая, хоть и одежа на ней, как на картинке иностранной.

– Вы, – говорит, – не могли бы с нами поехать, нам поиграть?

А сама то на меня посмотрит, то на этого Владимира Иваныча, и глаза блестят. Тот кивает: ладно, мол, Лена.

Это он ее Леной назвал.

– Куда это вы меня зовете? Мне еще домой ехать.

Лена видит, что я не против, – радешенька.

– Да мы вас отвезем.

– Нет, – говорю, – мне на поезд, а билета у меня еще нет.

Вижу, и Владимир Иваныч рад, приглашает меня:

– Все сейчас сделаем, только поедемте с нами. Вам куда на поезд билет нужен?

Я говорю: мне туда-то. Пока эта Лена меня в машину сажала, он уже позвонил кому-то, говорит:

– Ваш поезд через пять часов, билеты привезут.

А в машине полон девчат молодых сидит:

– Здрасьте. – Все так культурно со мной здороваются.

Эта Лена моя вперед села с Владимиром Иванычем, поехали.

– Куда хоть вы меня везете? Если у кого день рождения, так я без подарка.

Лена смеется, на Владимира Иваныча смотрит:

– Вы сам нам подарок, а едем мы в ресторан праздновать юбилей нашей фирмы, а Владимир Иваныч – наш шеф, и все мы его любим.

Девчата тоже улыбаются, кивают: точно, мол, любим его. Я среди них освоился, пиджак свой трогаю:

– А туда в моем костюме можно?

Лена смеется: «можно, можно»… Мы тут же и приехали, там рядом оказалось, прямо на набережной. Ресторан такой круглый. Заходим, из другой машины еще народ выходит, один Гена, и девчата тоже. Все молодые, Лена меня под ручку – и в ресторан. У них зал отдельный. Я разделся, сумку свою сдал в гардероб, а гармоню с собой. Вроде как неловко в моей одеже.

– Как, – говорю Лене, – я-то – ничего?

– Ничего, – говорит, – не волнуйтесь, мы зал сняли, у нас все свои будут.

Сели, музыка тихо играет. Там столики маленькие стояли, девчата с Геной их вместе сдвигать, чтоб всем сидеть, хозяйка вышла ругаться на них, а Владимир Иваныч ей:

– Ничего, сегодня наш день, давайте накрывайте, чего у вас там есть.

Хозяйка губки надула:

– У нас все есть.

– Вот, – он говорит, – и несите все.

Вижу, малый он хороший, простой тоже. А там музыка – представляешь, караокой называется. Это значит, музыку включаешь, какую хочешь, а на экране слова – и ты поешь. Владимир Иваныч хозяйке говорит:

– Вы там пока выключите эту шарманку.

А на стол уже закуску всякую несут, бутылки, коньяк армянский вот такие толстые бутылки. Мне наливают тоже. Лена рядом сидит. Владимир Иваныч говорит:

– Мы, друзья, собрались отметить десять лет нашей фирмы. – Тост у него был такой.

Девчатам вина налили, а я себе минеральной. Лена говорит:

– Коньячку выпейте, что вы?

– Да я, – говорю, – вроде не пью.

– Нет, обидите.

Ну, ладно, чего я – зря ноги топтал? Выпил одну, вторую, по половинке. Лена рядом сидит, все на меня смотрит, грустная, и вижу – ей все не терпится, спрашивает:

– Вы когда будете играть?

А я после второй уже освоился:

– Ты чего грустная такая?

– Да больно мне, – говорит, – песня ваша понравилась. У меня и бабушка, и мама пели хорошо.

– Сейчас, – говорю, – чуточку подожди, народ разогреется.

А они тосты поднимают, я пока сижу, по своей половиночке пью. Владимир Иваныч говорит:

– А сейчас нам подарок для души будет: давай-ка, Николай.

Я гармоню взял… Чем же вас, думаю, взять-то как следует? И заиграл потихонечку так, издалека… То они шумные были, суетные, а тут вижу, притихли, на меня смотрят. Я им музыкой тихой сначала на глаза думки подпустил, а как увел я этой думкой их глаза в сторонку, вот тут-то я и запел:

        Эх, не для меня придет весна,

        Не для меня Дон разольется…

Да-а… В общем, спел я им, они в ладоши хлопают, говорят: «Да-а-а»… А Владимир Иваныч обнял меня, держит и только и говорит: