Дубовый дым - Александр Новосельцев

Михаил напрягся. Похлопал по карману – паспорт с полисом у него остался дома. Они уже въезжали в райцентр, и назад ехать не было смысла – на прием записывают только с утра.

– А что – без полюса руку не лечат?

– Нет! Что ты! И разговаривать не стали – иди, говорят, выправляй полюс, тогда и регент будет, и руку лечить будем.

«Ну, это у бабки история другая – ей рентген нужен, обследование, а мне только вырвать – на три минуты делов», – успокоил он себя.

– Да-а… Зу-убы, – сочувствуя, протянула бабка. – Эта дела кажному знакомая. Не приведи господь! У мене – гляк-ся! – болеть нечему. – Бабка раскрыла пустой рот с розовыми деснами. – Усе первелися, подчистую. Уж года как чатыри. Ничего, поманеньку сухарики мочу, када хлеба не привозят. А прежде какие врачи были? Заболит зуб – и света белого не видишь. И кизяки мочили, прикладывали, и шалфеем полоскали. А дед мой покойный у войну-то, сказывал у его товарища так-то зуб разболелся, он спирту кружку налил и деду-то мому говорит: я ету кружку сейчас усажу, а ты молотком зуб тюкни – и все. Так ведь и выбил зуб, молотком-то. На что только люди ни идуть с зубами-то. Когда болит – и не навоюешь и делов никаких не управишь. Страсть Господня – ети зубы. А я, грешница, другой раз думаю: был бы у мене хоть зубок один, усё б им чевой-то точила.

Подъехали к поликлинике – снег у входа был едва притоптан, и это обрадовало Михаила. У регистратуры, действительно, стоял лишь один человек. Стали с бабкой. Михаил разглядывал светлый коридор с плакатами между белыми дверями – во всём этом светло-больничном виделась ему надежда на освобождение от неотвязной боли и желанный покой. И он уже смотрел на двери, в которые он только что входил, и представлял, как совсем скоро, через какое-то время, он будет выходить – свободный и здоровый. Волновала только мысль о полисе.

«Ничего, – успокаивал себя Михаил. – Договоримся. Не люди, что ли».

Голос за окошком сначала долго объяснял бабке – что ей надо делать и куда идти – бабка была глуховата. Но вот бабка отошла, подошла и его очередь. Он заглянул в окошко. Там сидела девушка, вся какая-то беленькая: беленький халатик, беленькая шапочка, беленькие волосы. Даже оправа очков была тоненькой и беленькой.

– Следующий, – не глядя на Михаила, привычно сказала она.

– Дочка, мне только зуб глянуть. Так болит, что хоть…

– Фамилия.

– Савельев. Михаил. Иванович. Я с пятьдесят первого.

– Год рождения мне не нужен.

Девушка стала искать в ящичке на букву «С». «Не нужен – подумал Михаил. – Чего ж ей интересоваться. Старый. – И он вздохнул, просчитав свой возраст. – Конечно, был бы я помоложе, ты б тогда…»

– Боль острая?

– Еще как! Прямо…

– Давно были?

– Где?

– У зубного.

– О! Да уж, наверно… – Михаил стал вспоминать – да все равно не упомнишь. – Давненько. Сто лет не был.

Девушка перебирала карточки своими тонкими пальчиками с яркими, почти кровяными, ногтями.

– Последний раз был, еще колхозы тогда были. – Михаил сунул голову в окошко. – У нас был «40 лет Октября». Его еще называли: «40 лет без урожая». Я еще тогда там агрономом…

Пальцы девушки приостановились, она перевела глаза выше дужки очков.

– Вы мне мешаете.

Ноготки ее опять зашевелились. Михаил отодвинулся от окошка. «И как она их не сломает, – думал Михаил о ее длинных красных ноготках. – Ни копать ими, ни стряпать – махом сломаются». И ощутил неприятную боль, вспомнив, как ломаются ногти. Посмотрел на свои, покрытые черепашьими морщинами, руки и ногти – твердые, почти костяные, с темными ободками по краям.

Пальцы девушки опять приостановились.

– Та-ак. Савельев. С Тихого?

– Так точно, хутор Тихий.

Карточка легла на стол. Пальцы с ноготочками одной руки прошлись теперь по разграфленному листу, вторая держала ручку.

– На десять двадцать вас устроит? Врач Хомутов в четвертом кабинете.

«Слава богу, без полюса! – с облегчением подумал Михаил. И обрадовался – на часах было половина десятого. – Меньше часа потерпеть! »

– Конечно! А то я двое суток, как тот эквилибрист на стенке.

– Полис давайте.

– Чего?

– Полис ваш.

– А что – и полис надо? – Михаил почувствовал, как боль от зуба переместилась ниже, к груди.

Девушка сделала глазами: «ой, ну я не знаю…»

– Конечно. Вы что – первый раз, что ли?

– Да я-то… Я что – каждый день по больницам?

Девушка отвернулась, стала укладывать карточку обратно в ящик «С».

– Дочка. – Михаил снова сунул голову в окошко. – А может, без полиса? Он дома у меня, в паспорте.

Девушка занималась делами, перебирала карточки.

– А?

Она опять на секунду глянула на него.

«Глаза серые», – почему-то отметил Михаил.

– Я же вам сказала – нужен полис.

По его плечу постучали пальцем:

– Мужик, ну чего там? – Сзади уже стоял парень.

– Сейчас, сейчас. Дочка, у меня же зуб.

– А у меня чего – не зуб? – нетерпеливо поторопил парень.

Михаил сунулся было в окошко, но девушка уже предупредила его:

– Мужчина, я вам русским языком сказала – нужен полис!

– Да дома он! Я привезу. Потом. Пусть врач дернет – и все. Делов-то. Я потом привезу.

– Вот и ехайте за полисом!

– Да я ж с Тихого! Ехать тридцать шесть километров, а у меня зуб.

– Не, мужик, ты уже задолбал! – Парень держал в руках и паспорт, и карточку полиса.

– Зуб у меня, не видишь? – Михаил ткнул пальцем в распухшую щеку и отошел, растерянный. А парень немедленно сунул голову в окошко:

– Привет, Свет!

Девушка мило, кокетливо улыбалась. «Да-а… кому таторы, а кому ляторы», – вспомнил Михаил дурацкую присказку. Но зуб напомнил о себе.