Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер

Иногда он рассказывал пациентам об острове. А его личной путеводной звездой было обещание, которое он дал самому себе, – выжить в этой войне и вернуться домой на Кастелламаре. К концу войны Кастелламаре остался единственным местом, в которое он верил. Все остальное поглотила удушливая мгла войны.

Он очень хотел увидеться с приемным отцом. Война все длилась и длилась, возникали темы, которых они не могли больше касаться, между ними росла пропасть непонимания, грозившая превратить их во врагов. «Может быть, именно из-за того, что ты найденыш, – писал старый доктор, – у тебя нет естественного чувства патриотизма, которое есть у твоих товарищей. И это затрудняет твое существование на войне».

«Может быть, благодаря тому, что я найденыш, – писал в ответ Амедео, – я яснее вижу фальшь».

Уже больше года он не получал писем от старого доктора. Теперь армейские открытки он просто надписывал: «С любовью, Амедео». Война закончилась, но его не отпускали. Войска страдали от испанки, так же, как и деревенские жители. Это была новая разновидность смерти, не такая, что он видел в окопах: умирали молодые и здоровые, старые и слабые; отекшие, искаженные страхом лица, глаза, подернутые белой пеленой. Когда он наконец демобилизовался в 1919 году, ему исполнилось сорок четыре. Он ехал в переполненном поезде на юг, во Флоренцию, через опустошенные и разрушенные деревни, и его охватывало чувство беспомощности, во рту стоял соленый привкус тревоги. Но все же он повидается с отцом, потом вернется на Кастелламаре, и жизнь начнется снова – в том или ином виде.

Он прямиком направился к дому приемного отца. Дверь ему открыла изможденная женщина, а не экономка, которую он хорошо помнил.

– Эспозито? Вы имеете в виду старого доктора? Он умер. Ушел прошлой зимой. Испанка.

Римские родственники приемного отца уже увезли все его вещи. Женщина отдала Амедео только пачку армейских открыток. Она позволила ему пройти в дом и походить по комнатам. Банки с червями, маски, китовые усы над лестницей – все исчезло. Лишь остатки проволоки и темные пятна на обоях там, где некогда висели экспонаты.

– Знаете, мы все кого-нибудь потеряли, – сказала женщина не без осуждения, когда Амедео зарыдал.

В смятении он вернулся на Кастелламаре. Его предыдущее путешествие на пароходе из Неаполя, казалось, происходило в другой жизни, война оставалась для него единственной реальностью. Словно он никогда не жил со своим приемным отцом в его доме, похожем на музей, никогда не получал лицензию medico condotto, никогда не был учеником часовщика, или булочника, или печатника, никогда не был подкидышем. Словно он вообще не родился.

Но Кастелламаре. Здесь он жил. Память о Кастелламаре сохранилась в его душе.

Вскоре после завершения войны он получил письмо от отца Игнацио.

Здесь все очень плохо, – писал священник. – Многие молодые люди не вернулись – я насчитал по крайней мере двадцать семь человек погибших. Остальные или пропали без вести, или грозятся уехать в Америку, поддавшись всеобщей лихорадке, заразившей всех поголовно на острове. Война сделала всех неразборчивыми и жадными. Ты увидишь, что нас стало намного меньше.

Из письма священника Амедео узнал, что брата Риццу на острове больше нет – уехал в Америку. Бар закрылся, и желающих купить его не находилось. Профессор Велла погиб. Двое из сыновей Риццу погибли. Ничего не изменилось только в одном доме – у il conte, которого комиссовали из Трентино в 1915 году с ранением в ногу. А вскоре Кармела, писал священник, разругалась с мужем и уехала жить на континент, но была возвращена домой. Какая-то любовная история. («Остерегайся Кармелы, – предупредит его позже Пина. – Эта война свела ее с ума». )

Несмотря на рассказы отца Игнацио, Амедео не ожидал, что город настолько обезлюдел. Он прибыл на остров во время сиесты, окна во всех домах на главной улице, как обычно в этот час, были закрыты. Но Амедео догадался, что некоторые из домов закрыты навсегда: окна и двери были заколочены. Повсюду признаки запустения: стул без сиденья, засохший базилик в треснувшем горшке. В уличной пыли играли двое детей. Они показались Амедео знакомыми, он припомнил, что принимал этих близнецов из семьи Маццу.

– Маддалена, Агато, – позвал он.

Дети с опаской приблизились.

– Где священник? – спросил он. Его вдруг захлестнуло острое желание увидеть старого друга, убедиться, что хоть отец Игнацио остался прежним. Но дети не знали, где он.

Амедео прошел тем же маршрутом, что и в свой первый приезд на остров. «Дом на краю ночи» стоял заколоченный, как и писал священник, веранда заросла плющом, ступеньки скрылись под сорняками.

Он опять поселился в доме Пины. Фотографию острова он прикрепил к каменной стене в чулане. Пина, похоже, была единственным человеком на острове, кто ходил, широко расправив плечи. После смерти мужа она получила должность директора школы. По вечерам они садились втроем вместе с отцом Игнацио, выпивали и строили планы спасения острова от опустошения. Острову требовалось обновление. Им нужен был паром и стационар на две палаты. Школа нуждалась во второй классной комнате, надо было создать систему похоронного страхования для стариков. Графа д’Исанту вновь избрали мэром, жаловался священник, и на острове теперь ничего не меняется. Д’Исанту почти все время проводил на Сицилии, продвигая какую-то свою непонятную карьеру с помощью друзей в Катании, он жил в своем имении в Палермо, а здесь ничего не делалось. Бар ветшал, пропавшие без вести не возвращались, никто больше не играл в карты на площади, и никто не танцевал под звуки organetti.

Увидев несколько недель спустя красавицу Кармелу, Амедео порадовался, что она ничуть не изменилась. Кармела подстерегла его на прибрежной дороге, где, одетая в выходное платье, прогуливалась под зонтиком. Она скорчила гримаску, демонстрируя недовольство.

– Dottore, вы так и не нанесли нам визит. Говорят, вы уже месяц как приехали. Здесь такая скука, не побоюсь сказать. Ни новых нарядов, ни приличной еды. Из-за испанки и гостей-то нет. Но я рада, что вы благополучно вернулись, – наверное, стали героем войны, не то что мой муж.

Амедео, не ожидавший, что ей есть дело до его благополучия, растерянно промолчал.

Она пригласила его посмотреть пещеры, историческую достопримечательность, которую он не успел увидеть перед войной. Заинтригованный, он согласился. Как только они оказались под покровом сырой темноты, она притянула его к себе и принялась целовать.