Блеск минувших дней - Гай Гэвриел Кей

А истина может быть жестокой. Коппо Перальта умер на залитой кровью лежанке в этой комнате, это вызывало у Адрии печаль и гнев. Люди умирают, например одна ее сестра и один из братьев; вот почему стараются заводить много детей. Но смерть Коппо – это другое. Теобальдо Монтикола убил его. За свою жизнь он убил множество людей. И Фолько тоже, конечно, но речь сейчас не о том. Адрия все время смотрела через комнату на мертвого человека, которого знала с тех пор, как приехала в Акорси. Именно Коппо привез ее, тяжело раненную, к целительнице, иначе она сама, возможно, лежала бы сейчас где-нибудь мертвой.

После Милазии, думала Адрия, я тоже стала убийцей. Уберто был жестоким, твердила она себе, он заслуживал смерти. Тем не менее она понимала, что Фолько, возможно, хотел бы видеть графа Милазии убитым, даже будь тот благочестив и добродетелен.

Девушка знала, что ее родители будут в отчаянии, если узнают о том, что с ней случилось. Ее отец-герцог придет в ледяную ярость оттого, что Фолько подверг ее такой опасности, хотя, возможно, не сильно огорчится тому, что она умеет убивать. Он причислил бы это умение к разряду полезных, потому что именно этим он занимался, таким он был: трезвым, полным страхов человеком.

Неподходящая ночь для таких размышлений, подумала она Может, ее опять лихорадит, отсюда все эти спутанные мысли, подобные ниткам в мешке для рукоделия.

– Поднимите меня, – вот что она сказала Фолько. – Я должна быть там.

– Нет, – ответил он.

Вошедшая целительница сказала то же самое.

Переспорив обоих, Адрия испытала некоторое удовлетворение.

Коппо вынесли из сарая после того, как выкопали для него могилу в, должно быть, твердой и холодной земле. Двоюродный брат Фолько, Альдо, вместе с Джаном помог выйти из дома Адрии, закутанной в шерстяную накидку целительницы. Лицо у Альдо было суровым и мрачным. Тетя Катерина как-то говорила, что он ненавидит Теобальдо Монтиколу даже больше, чем сам Фолько.

Семьи, история…

Адрии было больно даже слегка наступать на раненую ногу. Она боялась, что никогда больше не сможет твердо ходить и ездить верхом, не чувствуя боли, а верховая езда значила для нее так много.

Слишком рано судить об этом, повторяла целительница, когда Адрия донимала ее вопросами. Женщина была ненамного старше ее, но уже владела собой, как человек, проживший долгую жизнь. Глядя на нее, Адрия гадала, научится ли она когда-нибудь так же держаться с людьми. Ей было интересно, действительно ли женщина так спокойна или это лишь видимость?

Слишком рано судить об этом, с усмешкой подумала она.

Они остановились у могилы, Адрию поддерживали двое мужчин. Было темно, но зажигать факелы нельзя.

Поминальную службу возглавил Фолько. Адрия знала, что ему приходилось делать это много раз. Ни один командир не сумел бы так долго сохранять преданность своих людей, если бы они не были уверены, что он, когда возникнет необходимость, бережно и с любовью передаст их Богу.

Преданность, думала Адрия, глядя вверх, на звезды и оба лунных полумесяца, имеет много различных источников. Общая кровь, дело, вера? Любовь? Воин может быть предан командиру, который способен победить на поле боя и обеспечить солдатам хорошую плату. Иногда они разоряли город или селение, которые неразумно не сдались. Такое случалось, это допускалось. Законные три дня грабежей. Адрия знала об этом, знала кое-что из того, что там происходило.

А если ты солдат и был убит, то тебе хочется верить, что над тобой совершат обряды, прочтут молитвы, вот как сейчас над Коппо в холодной темноте, под лунами в осеннем небе, у леса, возле селения, в присутствии товарищей и двух собак, тихо бегающих вокруг. Вместе с другими Адрия произносила слова молитв, которые знала с младенчества, прося Джада даровать свет душе Коппо Перальто.

Девушка поняла, что плачет. Она пыталась убедить себя, что это из-за боли в ноге, из-за жесткой земли и холода, но это было не так. Коппо не был мужчиной, которого она могла бы полюбить (не было человека, которого она так любила), но она хорошо его знала, а он ушел. Можно быть преданной другу.

* * *

Он не хочет быть мертвым. Не имеет ни малейшего желания смотреть сейчас сверху вниз на собравшихся ночью на поле, слышать голос командира, провожающего его к Богу, хотя было бы хуже, если бы никто его не провожал, это правда.

Его огорчает, что он прожил жизнь, ничего не добившись. Он собирался добиться многого! Служить преданно и умело, чтобы Фолько д’Акорси больше ценил его. И, может быть, госпожа его супруга, урожденная Риполи, тоже. Он хотел заработать денег на военной службе, скопить достаточную сумму и предложить ее священной обители, где трудилась его мать, чтобы она могла жить там как гостья, когда постареет, молиться, а не работать весь день за разрешение остаться.

Ему очень хотелось бы этого добиться.

Возможно, Фолько… но Фолько понятия не имеет о матери Коппо, о том, где она. Вот Адрия знает, однажды они говорили об этом.

Может быть, она расскажет правителю. Может быть, если она…

Мертвые, думает он, только и сожалеют о том, что все сложилось так, а не иначе. По крайней мере, в начале пути. Он не знает точно, где сейчас находится и кто он такой. Он ушел недалеко и все же чувствует, что уже где-то очень далеко.

Но, кажется, он… задерживается. Он каким-то образом видит собравшихся, слышит молитвы и пение. Среди них Адрия, закутанная в накидку. Он видит сияющие луны, их свет сливается. И звезды. Теперь они почему-то кажутся более яркими. Свет, думает он, свет – вот к чему он всегда стремился.

Сейчас молитвы внизу, по-видимому, заканчиваются, или, если они продолжают обряд погребения, он уже не слышит их так хорошо и не видит так ясно стоящих там людей. Они расплываются, и звуки гаснут.

Он понятия не имеет, что будет дальше. Он жалеет о том, что обнажил меч против Теобальдо Монтиколы. Ему хочется продолжать жить, любить и бояться.

Горечи он не испытывает. Он полон печали.

Такая короткая жизнь, снова думает он. Не оставил никакого следа в Господнем мире. Никаких кругов на воде. Большинство людей так и живет, наверное. Ему кажется, что Джад должен считать это в порядке вещей, иначе он бы устроил все иначе.