Обращая сумрак в свет - Мари Бреннан

Разумеется, это вовсе не значит, что дракониане тоже хищники, ну а Кудшайн – далеко не воин… однако я ни в чем не упрекнула бы Кору, если б она с визгом бросилась наутек. Именно так на ее месте отреагировал бы почти всякий, до сего дня никогда не видевший дракониан, но вместо этого она только наморщила лоб и сказала:

– Кто такой Аарон Морнетт?

Хорошо, что она почти не знает древнедраконианского языка и совершенно не знает современного! Ответ Кудшайна был так непристоен, что с нее чешуя бы посыпалась.

– Мой заклятый враг, – ответила я. – И здесь он, думаю, объявился потому, что твой дядюшка пытался привлечь его к переводу, или сам Морнетт решил, будто у него есть шанс поработать с табличками, или… даже не знаю. Как бы там ни было, явился он сюда не с добром.

Но Кора так ничего и не поняла.

– Что значит «заклятый враг»? Что в нем дурного?

– Он не достоин уважения как ученый, – пояснила я.

О, если бы мне хватило здравого смысла послушаться гранмама еще тогда, в восемнадцать! Сама теперь удивляюсь, как только могла купиться на его лживые речи… а впрочем, чему тут удивляться – ведь Аарон Морнетт и приливную волну уговорит повернуть вспять. Тем более, я была молода, неразумна, да еще имела неосторожность поверить, будто встретила родственную душу.

От ярости у Кудшайна гребень торчком поднялся, но сохранять спокойствие в человеческом обществе он давным-давно привык, и потому, когда раскрыл рот, голос его зазвучал абсолютно безобидно:

– Что же ты хочешь делать?

Как я могла на это ответить? Говорить, что хотела бы сделать ему так же больно, как он мне, было бы без толку: все равно не удастся, поскольку он на меня плевать хотел с самого начала. Правда, репутация у него уже не та, что прежде, и отчасти – моими стараниями, но, даже будь лорд Гленли дома, не могу же я вломиться к нему в кабинет и очернить в его глазах кого-либо на основании полночного спора, которого даже не слышала!

– Хочу выяснить, что он делал здесь, – ответила я.

– На ночь в доме он не остался, – рассудительно заговорила Кора. – Я слышала, как дядюшка вышвырнул его вон. Выходит, если он не приехал на автомобиле и не уехал на нем же посреди ночи, то должен был остановиться в Лауэр Стоук. Да, скорее всего, так и вышло. Ночной поезд из Фальчестера в Лохиалу останавливается здесь в одиннадцать двадцать одну, а, следовательно, он как раз успевал дойти сюда со станции и завершить тот разговор с дядюшкой вскоре после полуночи. Однако следующий поезд на Фальчестер отправляется только в восемь четырнадцать. Значит, сейчас он уже отбыл, но должен был где-то провести ночь, если не просидел все это время на вокзальной скамье. Я могу навести справки.

Столь рассудительное перечисление фактов помогло мне вернуться на землю – тем более, что вполне объясняло этакий поздний час.

– Сможешь? В самом деле? Планов его нам таким образом не узнать, но хоть что-нибудь да выясним!

– Конечно, – подтвердила Кора. – Но отчего бы тебе просто не спросить обо всем дядюшку, когда он вернется?

– И тем самым признаться, что подслушивала их среди ночи, – со вздохом пояснила я. – Я и над этим подумаю, просто… сама понимаешь.

Похоже, Кора так ничего и не поняла, однако направилась к двери, оставив нас с Кудшайном одних.

Шагнув ко мне, Кудшайн сомкнул на моих плечах крылья, а я в ответ обхватила его за пояс. Конечно, совсем не то, но ведь крыльев у меня нет…

– С ним нужно что-то делать, – сказала я Кудшайновым ребрам (как неудобно, что он настолько выше меня). – Не могу я жить дальше, вечно прячась от него по темным углам. Пять лет я провела в море и избегала мест, где хотела бы быть, потому что могла встретить там его.

Кудшайн сдвинул крылья самую малость плотнее, словно бы заключая меня в теплую, уютную пещерку.

– Будь самой собой, – посоветовал он. – Переведи эпос. Добейся славы, о какой ему и не мечтать. А после настанет день, и ты поймешь, что он ничего не значит – ни для тебя, ни для кого-либо другого. Вот это и будет ему лучшей местью.

Да, он прав… только месть выйдет довольно абстрактной, и дожидаться ее придется довольно долго, а посему особого утешения мысли о ней не приносят.

Как бы там ни было, к ланчу Кора вернулась и сообщила, что Морнетт провел ночь в привокзальной гостинице и отбыл в Фальчестер поездом, отходящим в 8: 14, причем для столь раннего часа был удивительно бодр. Ну что ж, теперь, зная, что поблизости его нет, я могу вздохнуть свободнее.

Однако Кудшайн, услышав, что в доме был Морнетт, невольно располосовал когтями ковер в библиотеке, а будь и у меня на ногах когти, ковру, пожалуй, пришлось бы еще того хуже. Не верю я этому типу даже на ломаный грош и, не зная, что у него на уме, чувствую себя весьма неуютно. Угораздило же меня пять лет тому назад пригреть на груди ядовитого змея! Теперь, когда его нет на виду, конечно, полегче… но ненамного.

Табличка III. «Сказ о Сновидении»

переведено Одри Кэмхерст и Кудшайном

Прежде городов, прежде железа, прежде нив, прежде законов привиделся дочери рода Нинлаш, именем Пели, сон. Одну ночь лежала она в пещере своей, вторую ночь проспала, на третью же пригрезилось ей непостижимое [7 - Здесь стиль заметно меняется. – О. К. Да, и я рискну высказать предположение: возможно, этот длинный текст, подобно вашим священным писаниям, составлен из множества кратких, сведенных в единое целое. – К. Ты хочешь сказать, перед нами священное писание? – О. К. На данном этапе исследования я не готов об этом судить, поскольку здесь дело, скорее, не в самом тексте, а в его восприятии. Воспринимали ли аневраи все это как священное писание, в данный момент установить невозможно. – К. ].

Увидела она зернышко. Поднялся ветер, бросил зернышко на каменистую почву, однако то укоренилось среди камней, и выросло из него деревце, четыре ветви из одного корня. Поднялся ветер, дунул, пригибая растущее деревце книзу, а ветви гнутся, но не ломаются. И вот расцвели на деревце том цветы, по одному на каждую ветвь, и каждый другого цвета, и вновь дунул ветер, что было сил. На этот раз сорвал он цветы с ветвей, швырнул их наземь, но всюду, куда бы цветок ни упал, начинало расти нечто новое. Из черного цветка появилась, потекла среди глинистых берегов река. Из синего цветка появился, завертелся на месте без остановки округлый камень. Из зеленого цветка появились, заколосились зернами густые травы. Из цветка же златого появилась высокая гора, вершиной достигшая солнца, а корнями ушедшая далеко в глубину земли.