Обращая сумрак в свет - Мари Бреннан

А вот урони я одну из этих табличек, казнить себя мне тогда до самой смерти и даже после. Ведь современные дракониане знают о собственных предках, аневраи, не больше, чем я – о том, как жили и мыслили древние ширландцы или уталу. В нашем распоряжении – только эти фрагменты, разрозненные тексты, случайно уцелевшие во времена Низвержения их древней цивилизации. Не сомневаюсь, восставшие против власти аневраи люди имели на то самые веские основания, но я, если бы только могла, непременно отправилась бы в прошлое и попросила их не чинить при этом особенных разрушений. Какими бы тиранами ни были их правители, что толку жечь города и дворцы? Кому принесло пользу уничтожение текстов, хранивших все знания об их жизни? Тем самым наши предки погрузили свой мир в такую тьму, что мы только-только начинаем освещать ближайшие его уголки.

Кусок глины, попавший сегодня мне в руки, мог пролить свет на очень и очень многое. В лучах солнца я повертела его так и сяк, пригляделась к краям в поисках едва различимых отпечатков пальцев, оставленных писцом, прежде чем табличку отправили в обжиг. Еще немного, и я стану первой, кто прочтет начертанные на ней слова!

По крайней мере, так я полагала в эту минуту.

Стоило мне усесться за стол, у самой его середины, чтоб набросать кое-какие предварительные заметки, как за спиною сказали:

– Это мое кресло.

Рассказывая обо всем позже, я непременно написала бы, что обернулась с достоинством, даже не дрогнув, но, если говорить начистоту, немузыкально вскрикнула от неожиданности. Голос принадлежал девчонке… ну, это я ее мысленно так назвала: пожалуй, она младше меня года на два или три. Дело в том, что одета она была очень просто – в иссиня-серое платье, по-моему, крайне скверно на ней сидевшее. Однако виноват в этом был не портной, о чем я догадалась не сразу: держалась она так сконфуженно, что платье выглядело, точно мешок. Правда, в нарядах я разбираюсь неважно, но воображаю, как скверно ей приходится, когда она выезжает в свет – если вообще выезжает.

– Это мое кресло, – повторила она, прижимая к груди записную книжку.

Очевидно, передо мною была не служанка.

– Вы лорду Гленли… дочь? – спросила я, поднимаясь.

Конечно, лорд не женат, но его дочерью эта девушка оказаться вполне могла… только вот учтивого способа спросить человека, не бастард ли он, на свете не существует.

– Я на его попечении, – ответила девушка. – А в этом кресле сижу каждый день, работая над переводом.

– Над пе…

Вопрос обернулся еще одним немузыкальным возгласом, только на этот раз, определенно, куда более возмущенным.

Я думала – Симеон на сей счет выразился вполне определенно, – что эта работа предстоит мне! Одно дело, когда лорд Гленли навязывает эту девчонку мне в ассистентки, даже согласия не спросив, но то, что он усадил ее за работу еще до моего приезда – это с его стороны просто пощечина! И почему он ни словом не обмолвился об этом вчера? Видимо, понимал, что я на это скажу, и, трус этакий, выкрутился, предоставив мне столкнуться с этой нахалкой нос к носу, пока сам еще нежится под одеялом!

К груди незнакомка, кроме записной книжки, прижимала еще увесистую стопку книг. Теперь я увидела обнаруженное в библиотеке – и лист бумаги на столе, и таблички – совсем в ином свете. Разложил их вовсе не лорд Гленли, а эта самая девушка. Она же, сидя в том самом кресле, которое облюбовала я, начала разгадывать тайны бесценной находки, тогда как сия почетная обязанность была обещана мне.

Знаю, я пишу вещи ужасные. Услышала бы гранмама, как я веду себя, точно маленькая жадная дракониха – заперла бы в комнате без книг на неделю. Правда, она также прекрасно знает, как возмутительно, когда тебе отказывают в надлежащем уважении, и если бы меня отодвинула на задний план не эта неуклюжая девица, я, чего доброго, окончательно вышла бы из себя. (Будь это, скажем, лорд Гленли… впрочем, его я попросту, высмеяв, выставила бы за порог, так как знаю, что он в подобных вещах совершенно ничего не смыслит. А вот кто-либо еще вроде него… пожалуй, меня удар бы хватил. )

Впрочем, я и без того повела себя не слишком учтиво.

– Так покажите, – сказала я, протянув руку.

– Что показать?

Однако просьбу она вполне поняла и чуть крепче прижала к груди свою ношу.

– Перевод. Полагаю, вы – та самая ассистентка, о которой упоминал лорд Гленли, – добавила я, подчеркнув слово «ассистентка» особо. Уступать, позволять оттеснить себя на место подчиненной, я не собиралась ни при каких обстоятельствах. – Ну а раз уж вы были столь любезны, что уже начали работу, я должна взглянуть на нее.

Девица упрямо стиснула зубы, но опустила книги на стол и извлекла из папки несколько страничек. Увидев, как их мало, я мысленно перевела дух, так как не в шутку опасалась, что она уже все закончила, хоть и понимала, сколь это невероятно. Весьма демонстративно усевшись в кресло, объявленное ею своим, я принялась за чтение.

Записи ее оказались сущей мазней – сплошь вымаранные строки, словно писавшая сомневалась в себе на каждом шагу, и пробиться сквозь эти дебри мне удалось не сразу. Дочитав все до конца, я еще какое-то время переваривала только что прочитанную белиберду. Дело обстояло настолько скверно, что я едва не расхохоталась в голос, но верха этому импульсу, явившемуся на смену невероятной обиде, одержать не удалось. В результате я просто надолго замерла над последней страницей, не зная, что тут сказать, но до бесконечности так, разумеется, не просидишь. Наконец, по-прежнему не имея ни малейшего понятия, как на все это реагировать, я подняла взгляд и обнаружила, что девица замерла в ожидании, точно окаменев всем телом под простеньким серым платьем.

Любой, кому хватило ума извлечь из драконианского текста хотя бы подобный вздор, не понимать, насколько все это скверно, просто не может. В упрямо поджатых губах девицы чувствовалось нечто вроде вызова: она словно бы выжидала, что я скажу. Вежливо хмыкну, будто ее работа вовсе не кажется каракулями пятилетней девчонки? Или, наоборот, разнесу ее в пух и прах за этакий ужас?