Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

– Погоди-погоди, я только что рассказала тебе о револьвере, который стреляет сосульками, и мужике, который двигает предметы силой мысли. В каком смысле, бля, мы обычные? – Сэл покачала головой. – Кодекс от скитальцев для скитальцев. Пережиток времен до Восстания при Собачьей Пасти, которое заставило их бежать в Шрам. – Она пожала плечами. – Горбатого могила исправит, что уж.

– И откуда тогда взялся этот смехотворный язык? Это… Как там ты говорила? Оку… окка…

– Окумани ос ретар, – закончила за нее Сэл.

– Что это? Заклинание?

– Магия исходит из Мены, не из слова. – Сэл наклонилась, оперлась подбородком о ладонь и лениво усмехнулась. – Вы в своей Революции редко оперу смотрите, да?

– Прославленные Уэйлесские Гласы Непреложной Истины считаются одними из лучших исполнителей среди всей Революции, – ушла в оборону Третта.

– Не-не. Не сраная пропаганда и проповеди, которые вы, нули, выдаете за оперу. Я про настоящую. Истории о любви, потере, о том, как одинокий человек проклинает небеса, воздев к ним руку.

Третта фыркнула.

– Чушь и пустая трата времени для испорченных имперских франтов.

– В общем, если бы ты видела настоящую оперу, ты знала бы эти слова. «Окумани ос ретар» – это староимперский, на котором говорили еще во время коронации первого Императора. Фразу произносят в начале и конце каждой оперы в Катаме, согласно традиции и согласно закону.

Третта снова фыркнула.

– И что же она означает?

Сэл ответила улыбкой.

– Грубо говоря, «взгляни на меня и трепещи». Что-то в духе: «Вот я здесь». Провозглашение присутствия, слова, которыми даешь всем знать, что ты прибыл. И которыми привлекаешь ее внимание.

Третта наклонилась, упираясь ладонями в стол и сверля Сэл взглядом.

– Чье внимание?

– Той, чей взор стремится обратить на себя всякий скиталец, – произнесла Сэл. – Госпожи Негоц…

Раздался стук. Третта рывком развернулась, сощурившись; она давала четкие указания – во время допроса не беспокоить.

– Войдите, – процедила она сквозь зубы.

Дверь приоткрылась. В камеру заглянуло кроткое усатое лицо, увенчанное редеющей черной шевелюрой, и донесся слабый, почти скулящий голосок:

– Военный губернатор? Я не вовремя? ..

– Клерк Вдохновляющий, – отозвалась Третта. – Крайне не вовремя.

– Ой.

Невзирая на сталь в ее голосе, он, шаркая, протиснулся в камеру. Вдохновляющий, годный только на то, чтобы за столом заседать, стоя выглядел еще менее внушительно. Мундир висел на тощем теле, как на вешалке. С длинного носа сползали очки.

– Дело в том, что я здесь с запросом на возвращение оружия. – Вдохновляющий выразительно глянул на ящик с Какофонией. – Ставке не терпится услышать, что оно находится под охраной.

– Охраны надежнее меня нет, – отрезала Третта. – Мы вернем оружие, когда закончим.

– Да. Конечно, военный губернатор. – Вдохновляющий направился было к выходу, но замешкался. И повернулся обратно. – Дело просто в том, что они крайне настойчивы. Мой революционный долг – убедиться, что…

– Все запросы Ставки Командования насчет сего оружия вы можете перенаправлять мне, клерк. И только в случае, если упомянутые запросы доставят лично, вы можете меня побеспокоить вновь. Я понятно выразилась?

Вдохновляющий робко кивнул.

– Д-да, военный губернатор. Прошу прощения, военный губернатор. – Он выскользнул за дверь и прошептал, уже закрывая ее: – Просто… это самое… дайте знать, когда я смогу его забрать.

Раздался щелчок замка. Сэл задержала взгляд на двери, а потом зевнула и снова посмотрела на Третту.

– Вдохновляющий, м-м? – поинтересовалась она. – Вы тут в Революции сами себе имена выбираете? Всегда было любопытно.

– Довольно! – ударила Третта кулаком по столу; ящик грохотнул. Она наклонилась и рявкнула на пленницу, чуть ее не оплевав: – Хватит волынить! Ты сию же минуту расскажешь нам, что произошло с Кэвриком, или, клянусь, я с безграничной радостью помогу тебе узнать, сколько дюймов раскаленной стали может войти в человека.

Сэл моргнула. Она открыла рот, словно хотела уточнить, как же именно можно добыть подобные знания. Однако совершила первый разумный ход за весь день – решив заговорить о другом.

– Между прочим, – произнесла она, – я как раз переходила к этой части истории…

5

Шрам

Не знаю, в какой момент я задремала, но, как только услышала его голос, поняла, что вижу сон.

«И над чем ты смеешься? »

Он улыбался одними глазами. Его лицо состояло из углов, острых, идеальных, словно клинок, который он держал на коленях и шлифовал; таким же прямым и жестким было его тело. И пусть, глядя на меня, он пытался казаться суровым, он не мог скрыть смех в глазах.

И я не пыталась скрыть свой смех. В те времена мой смех был звонким, громким, и единственным шрамом на моем лице была улыбка.

Он держал оружие обеими руками, рассматривал, изучал, словно ответ – как и все ответы – лежал на поверхности острой кромки.

«В мече есть честность, коей лишена магия, – произнес он. – Магия требует Мены. Чтобы ей воспользоваться, ты отдаешь часть себя, и ты никогда не узнаешь, с чем расстаешься, пока оно не утеряно навсегда. А вот меч? Это партнерство».

«Это странно».

«Смотри».

Он у меня за спиной, меч в моей ладони, его пальцы поверх моих. Одной рукой он обхватил мою талию, притянул ближе. Другой направил мою руку, выполняя рубящие удары, блоки, выпады, убивая воображаемых врагов.

«Видишь? Он просит тебя его использовать. И взамен делает то, что должен. – Его губы скользнули ближе к моей шее; горячее дыхание коснулось уха. – Прямо как мы».

«Как мы», – прошептала я, закрывая глаза.

«Ты и я, – проговорил он. – Я – твой клинок. Используй меня, и я сделаю то, что должен».

На моем животе расцвела горячая влага.

«Итак», – шепнул он.

Меж его пальцев сочилась моя кровь.

«Оставишь ли ты меня ради магии? »

* * *

Горячее дыхание на моем лице. Голос в ушах. Длинный, мокрый клюв, щекочущий щеку.