Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

В эти крепости не стоит соваться. Если, конечно, тебе не нужно убежище в смертельной западне.

А Дайге Фантому, как и любому скитальцу, это гиблое место пригодилось бы.

Как пацан и сказал, у подножья горы. Две огромные каменные башни с темными амбразурами и раскрошившимися лестницами поддерживали высокую стену, черт знает когда расколотую внушительной пробоиной – то ли пушечным выстрелом, то ли магическим залпом.

Мы медленно приблизились; я, навострив уши, изо всех сил прислушивалась. Не обнаружив засады, я спешилась и внимательно оглядела эту развалину.

– Думаю, он схоронился поглубже, – я указала на башни. – Он мастер хвата, так что легко спрячется там, где есть что поднять и швырнуть. Готова поспорить, какая бы шайка за ним ни явилась, он уронит на них эти башенки. Правда, ради одного человека он вряд ли будет напрягаться. – Я обернулась. – Логично?

Ездовая животина уставилась в ответ. Если она и заметила в моих размышлениях косяк, то виду не подала.

И это тоже логично.

Потому что она всего лишь огромная сраная птица.

Четыре фута лап с жуткими когтями, два фута голой шеи со злыми глазищами и острым, уродливым клювом – и все это крепилось к жирному шару из жестких черных перьев. Конгениальность выглядела гнусной, тупой и злобной, как всякая порода, выведенная в Пустоши. Шрам – не место для красивых птичек.

Наконец она низко гукнула.

– Рада, что тут мы сходимся.

Я порылась в седельных сумках и нащупала на дне знакомую прохладу трех увесистых патронов. Толщиной в палец богача, из чистого серебра, каждый с изящной кроваво-алой гравировкой на мертвом языке.

Геенна.

Иней.

Руина.

Закаленные, верные товарищи – сотни трупов тому подтверждение. Вот что нужно иметь с собой, чтобы сразиться со скитальцем. Я вытащила револьвер, щелчком открыла барабан. Заполнила все три гнезда и защелкнула. Прицел и курок проверять не стала.

Это за меня делал сам револьвер.

Я убрала своего мальчика обратно в кобуру, снова полезла в седельную сумку и вытащила обмякший и пушистый комок.

– Держите, барышня, – швырнула я Конгениальности мертвого кролика.

Та мгновение следила за траекторией полета тушки, а потом резко вытянула шею, щелкнула кривым клювом и принялась заглатывать.

– Не так быстро, милая. Тяни удовольствие.

Доверять пустошникам зачастую можно только в одном – в стремлении выжить. А мне совсем не нужно, чтобы эта своевольная девица сбежала в поисках еды или еще что удумала, вместо того чтобы терпеливо ждать, пока я прикончу ублюдка-мага. С кроликом она должна была справиться за несколько минут и выблевать кости и мех примерно через час.

В живых сегодня останется только один. Вряд ли мы так долго будем выяснять, кто именно.

Итак, с палантином на лице, грязью под ногами и светлеющим небом над головой я отправилась сражаться с человеком, который способен убить меня одной силой мысли.

Я осторожно прокралась сквозь брешь. После дождя старая древесина воняла затхлостью, башни зловеще скрежетали, сочась влагой.

Если у меня и были сомнения, тут ли Дайга, они мигом улетучились, стоило мне расслышать плывущий по руинам, слабо различимый звук. Женский голос, чистый и глубокий, набирал высоту под негромкие вздохи скрипок; песня была тягучей, печальной.

Опера. «Плач госпожи», если я не ошибаюсь.

И отсюда можно сделать три вывода.

В музыке у Дайги очень старомодный вкус.

Дайга знал, что я здесь.

И ему было насрать.

Винить его я не могла. Большую часть казарм и складов сожгли и разграбили, среди голых остовов валялись только жалкие кучи булыжников и древесины. Засаду устраивать негде. Тайком не подкрасться. Приблизиться я могла лишь открыто.

Так я и поступила.

Так я и обнаружила Дайгу Фантома.

Высокий, тощий, облаченный в изысканные – хоть и поношенные – одежды черных и красных тонов, он восседал в новеньком кресле. Ноги его покоились на коврике, расстеленном на сырой земле. На тонкой шее красовалось ожерелье из безделушек – кольца, свернутые письма, даже ложка. Лицо скрывала оперная маска зловещего демона, с черными, пустыми глазницами и кривой, клыкастой ухмылкой. Прямо как на плакате.

Вокруг, словно сокровища великого зверя, высились груды оружия – мечи, копья, щиты, луки, – а ящиков с запасами хватило бы на целую армию, помершую тут. Однако все внимание Дайги сосредоточилось на крошечном столике перед ним и вокафоне, из трубы которого лилась сладкая оперная музыка.

Дайга как будто меня не замечал. Лишь покачивался в такт; затянутые в перчатку пальцы дирижировали воображаемым оркестром.

– Мне нет дела до происков варваров и их революционного фарса, – не глядя на меня, проговорил Дайга слащаво-светским шелковым голосом. – Орудия войны силятся делать то, что магии подвластно столь непринужденно. Даже сие приспособление – ничто в сравнении с настоящей сценой Катамы. – Он вздохнул, когда певица взяла высокую ноту. – Однако, в столь неутешительном положении, утратив милость Императрицы, обладать хоть крупицами культуры – это благословение, не так ли?

Я шагнула во внутренний двор – смысла скрываться не было. Подобралась так близко, насколько осмелилась, глянула на вопящий вокафон. Пожала плечами.

– Хрипит всякий раз, как она берет высокую ноту, – заметила я. – Они мастерят арбалеты, которые выдают десяток болтов в три секунды, но никак не исправят эту сраную трескотню.

– Следите-ка за языком. – Дайга продолжил дирижировать воображаемым оркестром. – Вы, боюсь, пробыли тут слишком долго. Нисколько не цените столь изумительные вещи. Даже сомнительная культура здешних мест предпочтительнее полного отсутствия оной, м-м?

Он взмахнул рукой. Глаза под маской слегка блеснули фиолетовым. Чашка на столе вдруг поднялась и прилетела Дайге в ладонь. Он сделал большой глоток, затем укоризненно цокнул языком.

– Прошу прощения, госпожа.

Еще взмах – и, оторвавшись со стола, передо мной зависла вторая чашка. Я взяла ее, кивнула в знак благодарности, отхлебнула крепкий жасмин. И, прежде чем начать убивать друг друга, мы долго сидели просто так, попивая чай.

– Не ожидал, что меня найдут, – произнес Дайга с мрачной торжественностью, как на похоронах. – В особенности – что найдете вы.