Притяжение звезд - Эмма Донохью

Айта Нунен тяжело, с присвистом дышала. Я дала ей ложку сиропа ипекакуаны, чтобы хоть немного снять заложенность дыхательных путей. Через минуту она выхаркнула темную мокроту. Я собрала ее в платок и отправила Брайди выбросить его в мусоросжигательную печь.

Она долго отсутствовала, и когда вернулась, я спросила:

– Вы не заблудились? Я уж подумала, что вы упали в мусоропровод…

– Я задержалась в туалете, – призналась Брайди Суини. – Там такая щеколда, на которую можно закрыть дверь кабинки, и кран с горячей водой, и миленькие квадратики бумаги. Мне нравится у вас в больнице!

Я не выдержала и расхохоталась.

– Особенно запахи.

Интересно, какие: эвкалиптовая мазь, льняная настойка или карболка? Или виски? Для меня все эти ароматы не могли заглушить ни фекальную вонь, ни кровавый смрад рождения и смерти.

– Обычно у нас образцовый порядок. Но вы попали в момент, когда тут царит полная неразбериха. И пациентов вдвое больше обычного, и персонала вчетверо меньше.

Ее лицо просияло: наверное, потому что я и ее сочла частью нашего персонала.

Тут меня осенило: а ведь она по-своему красивая, с этим белым личиком и костистым телом, этакая жемчужинка, сверкающая в мусорной куче. Интересно, где сестра Люк ее нашла?

– Вы живете где-то поблизости, мисс Суини?

– Прямо за углом.

Мне показалось или она в самом деле попыталась уклониться от ответа? Живет с родителями, сделала я вывод, уж больно юной она выглядела.

– Можно узнать, сколько вам лет?

Она пожала плечами.

– Почти двадцать два.

Как же кокетливо она это выговорила: «почти».

– Я не просто из любопытства…

И следующий ее вопрос меня удивил:

– Может, будете называть меня Брайди?

– Конечно, если вы так хотите… хочешь.

Я не знала, что еще сказать, поэтому взглянула на свои часы.

– Скоро полдень, так что можешь сейчас пойти пообедать.

– У меня с собой нет, но я и не хочу.

– Нет-нет, нас тут кормят в столовой возле кухни.

Она все еще медлила.

– А вы?

– О, я еще не проголодалась.

Ей бы хорошо сменить городское платье и обувь, но на что?

– Можешь раскатать рукава обратно и привести в порядок волосы, прежде чем спуститься вниз.

Вспыхнув от смущения, Брайди нащупала выбившиеся кудряшки и убрала их от лица.

Я уже пожалела, что сделала ей замечание про волосы, как-никак, это же был всего лишь первый день ее работы в больнице, и какая разница, насколько опрятно она выглядела?

А она безуспешно пыталась приладить резинку для волос.

– Тебе есть чем расчесаться? – спросила я.

Она помотала головой.

Порывшись в своей сумке, я нашла каучуковый гребень.

Брайди аккуратно расчесалась и вернула мне гребень.

– Спасибо, что одолжили мне.

– Оставь у себя!

– Ну что вы!

Вообще-то я предпочитала пользоваться другим гребнем: этот с виду походил на черепаховый, хотя на самом деле был сделан из целлулоида.

– О, не говори так много, Джулия! – пропел баритон из коридора. Гройн! – Ты в порядке, Майкл, ты здоров?

Что-то очень ты суров…

Делия Гарретт недовольно проговорила:

– Это тот неотесанный чурбан, который вчера меня сюда привел!

Санитар, толкнув дверь спиной, вошел в палату. Он напоминал мне зловещего слугу из «Франкенштейна» [10 - Имеется в виду увечный слуга Франкенштейна Фриц, помогавший хозяину раскапывать могилы. ].

Вместо приветствия я заметила:

– Всегда с песней на устах, Гройн!

Он театрально поклонился мне, затем развернулся лицом и вкатил в палату кресло-каталку с новой пациенткой.

Молодая женщина, я бы даже сказала девушка (если бы не ее заметный живот), с черными, как уголь, волосами и искаженным от страха и кашля личиком.

Еще один симпатичный член нашего избранного сестринства.

– В родильном сказали привезти ее сюда.

Я взглянула в медицинскую карту, которую мне передал Гройн. Сверху была лишь одна строка: «Мэри О’Рахилли, 17 лет, первая беременность».

О всех женщинах, рожавших у нас, мы знали все-все, даже если не могли сказать заранее, что произойдет во время родов. Первородящие же вроде Мэри О’Рахилли – совсем другое дело. Акушер приемного покоя даже не указал ожидаемую дату родов: наверное, у него было дел по горло.

– Миссис О’Рахилли, давайте я помогу вам встать с кресла.

Она встала сама без видимых усилий, но вся дрожала. Озноб, решила я, или нервы, или то и другое. Малорослая, худая, она казалась еще меньше из-за большого живота. Я жестом пригласила ее присесть на стул в изножье пустой кровати и сказала:

– Посидите тут, пока мы вас не переоденем.

Санитар схватил кресло и покатил к двери.

– Гройн, не слышали, когда мы сможем увидеть нового врача?

– А, даму-мятежницу?

Этого санитара хлебом не корми, только дай посплетничать. У меня не было привычки интересоваться слухами, но на сей раз я не сдержалась и выжидательно подняла брови.

– Разве вы ничего про нее не слыхали? – спросил он.

– Намекаете на то, что она член «Шинн-Фейн»? [11 - Левая партия в Ирландии, созданная в 1905 году и объединявшая сторонников независимости. ]

На гэльском языке «Шинн-Фейн» означало «мы сами». Они утверждали, что гомруля недостаточно, и выступали за предоставление республике полной независимости.

– Ни на что я не намекаю, – заявил Гройн. – Она – заблудшая дочь викария из Мейо, социалистка, суфражистка, смутьянка-анархистка.

Данная им аттестация была весьма шокирующей, но я по собственному опыту знала, что этот санитар был готов облить помоями любую женщину, поставленную над ним. Впрочем, перечисленные им подробности показались мне весьма своеобразными…

– Неужто дочь викария?

– Может, большинство сторонников независимой Ирландии такие же добропорядочные католики, как и мы с вами, но среди них попадаются и чудаки-протестанты (он не заметил, как гневно сверкнул взгляд Делии Гарретт). Она же наверняка была среди закоперщиков восстания. И уж точно зашивала раны этим щенкам-террористам, сидя на крыше муниципалитета.