Когда убьют – тогда и приходите - Мария Воронова

– Спасибо, что обратили мое внимание на это важное обстоятельство, – сухо произнесла Ирина. – У вас есть еще ко мне вопросы?

– Завтра я приду в суд и буду внимательно наблюдать за процессом, и вы уж не обессудьте, но если приговор меня не устроит, то я подам сигнал в соответствующие инстанции.

– Господи, у нас что, открыли чемпионат кляузников, а я не знаю?

– Что, простите?

– Ничего. Интересы ребенка будут приняты во внимание.

Иван Кузьмич забрал Костика из школы и, когда Ордынцев пришел домой, был уже изрядно на взводе, хотя перед ребенком старался виду не подавать. Ордынцеву стало неловко: он так расстроился, что пытка растягивается до завтра, что забыл позвонить тестю и сообщить, что сегодня его еще в тюрьму не заберут.

С одной стороны, ему было бы удобнее, если бы Иван Кузьмич ходил в суд, потому что, бог его знает, дают ли свежеосужденным звонить родственникам и прощаться, но с другой – приятно, что тесть сегодня не попал под поток помоев, который на него вылили. Нет, определенно присутствие родного человека только сковывало бы его и лишало остатков хладнокровия, и очень хорошо, что тесть сам туда не рвется.

За два дня до трагедии Ордынцев положил Ивана Кузьмича в свое отделение с артрозом тазобедренного сустава – в ту самую палату, куда позже попал безумный убийца, и дед так и не мог себе простить, что не заметил его состояния и не предотвратил смерть медсестры.

До больницы он целую неделю мучился от болей, поэтому, когда лечение стало помогать, спал сутки напролет и проспал белую горячку соседа.

Ордынцев охрип, убеждая его, что для постановки такого диагноза надо быть специалистом, только Иван Кузьмич все равно считал, что есть большая доля его вины в смерти человека и в том, что зять загремит на зону. Оказавшись в суде, он мог бы не выдержать, начал бы защищать Владимира, каяться, чем, естественно, сделал бы только хуже.

Понимая, что в, возможно, последний вечер на свободе отец хочет побыть с сыном, Иван Кузьмич ушел домой, даже не пообедав.

Ордынцев чувствовал, что надо сказать что-то торжественное и важное, дать родительские наставления, но в голову ничего не шло, и они с Костей просто запустили железную дорогу и лежали на ковре, наблюдая за поездами, и было так хорошо, что завтра не имело значения.

Когда Костя лег якобы спать, а на самом деле, Ордынцев знал это точно, читать с фонариком под одеялом, он на кухне заварил себе чайку и сидел в темноте, слушая, как капает в раковину вода из прохудившегося крана, и думал, сколько дел откладывал на потом, а теперь никогда не успеет сделать.

Капли падали не совсем ритмично, и Ордынцев внимательно слушал, пытаясь понять, есть ли тут какая-нибудь мелодия, или все случайно.

Сильный мужчина на его месте сейчас должен бы выпить. Замахнуть стакан водки как минимум, а лучше нализаться до зеленых соплей, а как же иначе, ведь решается его судьба. Только Ордынцева не тянуло, хотя, в принципе, контроль над ситуацией потерян полностью, и сохранять контроль над собой уже ни к чему.

Сегодняшние речи коллег не стали для него сюрпризом. Владимир знал, что Тарасюк с дежурным доктором скорее откусят себе языки, чем скажут хоть одно доброе слово в его адрес. Тарасюка он выжил из своего отделения после долгой борьбы и вообще не давал ему развернуться во всю силу, а второму доктору ничего плохого не сделал, но не считал его гением и не склонялся перед его величием. В принципе, Ордынцев любил делиться опытом и ставить на крыло молодых докторов. Если человек работал добросовестно, слушал, что ему говорят, занимался, оставался дежурить дополнительно к графику, то Ордынцев много что позволял ему делать – сначала под своим контролем, а потом и самостоятельно. Но этот парень дежурил в больнице на полставки, а основная должность у него была ассистента кафедры, так что не царское это дело – слушать простого травматолога. Вот Владимир и не видел смысла наставлять этого молодого специалиста и к самостоятельной работе не допускал, потому что, кроме амбиций, там ничего не было – ни знаний, ни навыков.

Только Тарасюк со своим выкормышем просто слегка его недолюбливают, а судьи, захотевшие услышать о нем что-то хорошее, по иронии судьбы вызвали трех его настоящих врагов.

«Мне конец, – ухмыльнулся Владимир, – сопротивление бесполезно».

Ординатор Морозов люто ненавидит его за то, что Ордынцев увел у него из-под носа кресло заведующего. Он старше, работал дольше, и специалист очень неплохой, и рассчитывал на повышение, но руководство решило, что молодой ординатор лучше годится для административной работы. С тех пор прошло четыре года, а отношения у них не сказать что натянутые, но холодные. Теперь Морозову не только предоставился шанс оттоптаться на враге, но и получить наконец долгожданную должность. Ордынцев прикинул на себя – стал бы он защищать своего зава в таких обстоятельствах? Вроде бы порядочность требует, но не факт, не факт…

Психиатр? О, тут вообще беда. Сколько у них, двух ведущих специалистов в психотерапии, случилось баталий – не сосчитать…

Не всегда так бывает, что человек болеет чем-то одним, и по одной врачебной специальности. Перелом ноги сочетается с пневмонией, сотрясение мозга с пороком сердца, и так далее. Комбинаций бесконечное множество, и всегда возникает вопрос – куда положить?

Например, внутричерепная гематома и острый психоз – тут все ясно, психоз – это симптом гематомы, и пациент идет в нейрохирургию, или в травму, как у них. А белая горячка и перелом ребер? Совершенно не уникальный случай, встречается сплошь и рядом. Опьянение провоцирует травмы, а госпитализация и связанный с ней резкий отказ от алкоголя вызывают белую горячку. Или шизофреники чего только с собой не делают при обострении – и вены вскрывают, и из окон прыгают, и, как правило, остаются живы, и поступают в больницу, ставя врачей в тупик вопросом «куда девать? ». Определишь в психушку – там доктора уделяют внимание больше духу, нежели плоти, и обязательно проморгают осложнения травм. Положишь в травму и получишь острый психоз с трагическими последствиями. Вот и выбирай.

Ордынцев не любил психов у себя в отделении (как знал прямо), а психиатр ненавидел оформлять пациентов в специализированный стационар, поэтому у них частенько случались бурные научные дискуссии с переходом на личности, и Ордынцев позволил себе несколько эпитетов, за которые ему до сих пор было стыдно. Нечего сомневаться, завтра это ему аукнется.