Неудобная женщина - Стефани Бюленс

Миа слегка улыбнулась:

– Больше времени для занятий.

Она не хотела учить базовые выражения. Ее интересовали только «слова любви» – романтические фразы. Французский для влюбленных.

Миа не может узнать время, заказать еду в ресторане или спросить дорогу. Вместо этого я учу ее нежным и страстным выражениям.

– Embrasse-moi. Enlace-moi. Aime-moi, – проговорила я медленно. Поцелуй меня. Обними меня. Люби меня.

Пока Миа, запинаясь, повторяла за мной, я вспоминала, как впервые встретила Саймона. Мелоди тогда было десять. Мы отправились в Музей искусств Лос-Анджелеса, и Мелоди кружила вокруг инсталляции из фонарей у входа. Саймон стоял неподалеку. Казалось, он не решался завести разговор, но в конце концов подошел ко мне.

– Это ваша дочь? – спросил он.

– Да.

Он ослепительно улыбнулся. Эта улыбка внушала доверие.

– Она вырастет настоящей красавицей. – Он перевел взгляд на меня. – Вся в маму.

Не самая изящная фраза для знакомства, но он казался искренним. Как будто мы находились на пороге чудесной истории любви.

Саймон, одинокий мужчина в поисках счастья.

Первая из множества его масок.

Я вспоминаю лепестки роз на подушке и французские конфеты.

Одна большая ложь.

Как дом, который срочно красят перед продажей.

И когда Миа спросила, какое выражение лучше всего описывает влюбленность, единственное, что мне пришло на ум, это —

Fais attention.

Берегись.

3

В полдень мы с Авой встретились в ресторане Little Next Door в западном Голливуде. Ава, уроженка Нью-Йорка, относится к Лос-Анджелесу свысока. Она называет город «пустым» и «безмозглым». И настолько безликим, что однажды она запустила шуточную петицию за то, чтобы Лос-Анджелеса лишили индекса.

По понедельникам мы обедаем вместе и большую часть времени, по словам Авы, рассуждаем, как ветераны «войны полов». Мы обе получили раны, но в разных сражениях. Ее развод был долгим и очень тяжелым, хотя она и заявляет, что вышла из него победительницей. «Мне достался уголь, а ему пустая шахта» – так она любит повторять. Ава даже заказала себе такую наклейку на свою шикарную новенькую «Ауди».

Она не раз повторяла, что ей так и не удалось встретить «любовь всей своей жизни». Она думает, что для меня таким человеком был Макс – и это действительно так. Он был добрым, любящим, терпеливым и понимающим. Воплощение всех достоинств – это стало особенно заметным в тот год, когда он заболел. Мелоди тогда было всего пять лет, и когда она навещала Макса, его боль и тоска отступали. Несмотря на осознание скорого ухода из жизни, он был благодарен за все, что у него было.

Как и я.

Длительное лечение не давало результатов, он медленно угасал.

Впоследствии я размышляла, с каким достоинством он умирал. Он нисколько не ожесточился. Под конец у него еще оставались силы прошептать медсестре в больнице: «Вы очень добры».

Это были его последние слова.

Воспоминания о его нежности и великодушии греют душу.

Но он бы разочаровался во мне, узнав, что я сделала той ночью на яхте Саймона.

– Как дела, Клэр? – жизнерадостно спросила Ава.

Я хотела было ответить, но краем глаза заметила, что за соседний столик сел мужчина – высокий, коренастый, в темных очках. Видно, что у него натренированное тело. Что, если это он был за рулем того черного внедорожника, а теперь посмеивается над тем, как ловко он притворился, будто я смогла от него ускользнуть?

Я заставила себя отвернуться и сосредоточиться на Аве. Но ее вопрос вылетел у меня из головы.

– Прости, – сказала я. – Что ты сказала?

Ава озадаченно посмотрела на меня:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Ты что-то спросила?

– Я спросила, как дела.

Мне не хотелось рассказывать о Саймоне. Ни о моем письме, ни о его звонке.

Ава на моей стороне, но в то же время ее пугает мысль о том, что я могу пойти против Саймона. Он как осиное гнездо, которое не стоит ворошить. Ава уверена, что любая попытка помешать ему заранее обречена на провал.

– Все по-старому, – ответила я.

– Ладно, пока мы не сменили тему и я не забыла, держи.

Достав из сумочки визитную карточку, Ава протянула ее мне.

– Он заходил сегодня к нам в офис. Мы разговорились, и оказалось, что он хочет выучить французский.

Рэй Патрик, гласила карточка.

Из нее следовало, что Рэй – владелец художественной галереи в районе Мэлроуз. Непонятно было, правда, какого рода искусство его интересует. Наверняка это калифорнийский импрессионизм – я представила полотна, развешанные на бежевых стенах галереи.

Морские пейзажи.

Пустыни.

Парусники, лениво покачивающиеся на волнах у пристани.

– Я вручила ему одну из твоих листовок, – сообщила Ава, – так что жди звонка.

Она заговорщически мне подмигнула.

– У вас есть общие интересы – искусство.

На ее постоянные попытки сводничества я никак не реагирую. Хоть Ава и обожает провоцировать мужчин, но одиноких женщин она при этом едва ли не презирает. С ее точки зрения, я слегка вышла из строя и меня нужно подлатать – совсем как мой PT Cruiser.

– Просто не строй из себя училку, Клэр, – сказала Ава. В ее устах это прозвучало то ли как упрек, то ли как мольба. Она отчаянно пыталась избавить меня от одиночества.

Ава дотронулась до моей руки.

– Дай бедолаге шанс узнать тебя получше. Думай о любви, Клэр, а не о книжках.

Я вспомнила недавно прочитанную книгу. Автор пытался выявить квинтэссенцию влюбленности. Она основана не на удовлетворении желания, не на радости от того, что ты нашел недостающую половинку. Влюбленность не согревает, не утешает и не придает уверенности. Совсем наоборот. Суть влюбленности, писал автор, – риск. Влюбившись, ты ставишь сердце и душу на один-единственный номер и раскручиваешь рулетку. Прочитав это, я подумала: насколько чуждым мне стал азарт.

Я невольно бросила взгляд на мужчину в деловом костюме. Очки он так и не снял. Он изучал меню – или притворялся, что изучает: то и дело он бросал взгляд поверх. На меня? Может, и нет, но от напряжения казалось, будто само мое тело стало мне смирительной рубашкой.