Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 - Александр Тамоников

Алексей подошел к жене, пнул ее ногой.

– Катька, вставай! Больше бить не буду.

Но Екатерина не подавала признаков жизни.

– Померла, что ли? – Алексей побледнел, нагнулся к жене, повернул к себе ее избитое лицо.

Екатерина дышала, пусть и слабо.

– Жива, слава богу. Да только надолго ли?

Ребенок исходил истошным криком. Алексей подошел к зыбке, покачал ее. Сын прекратил плакать и вдруг засмеялся так, будто кто-то щекотал его.

Рыбанов отпрянул от ребенка и подумал:

«Господи, что это? Воистину ненормальный. Да за какие грехи мне все это? Еще Катька помрет, не дай-то бог. Тогда староста Кирьян быстро мужиков соберет, отвезет меня в уезд и сдаст полиции. На то он и староста, чтобы за порядком на деревне следить, а не только на сходах выступать. – Он присел перед женой, тронул ее руку и услышал, как Екатерина застонала. – Жива. Но помереть может. Нужна помощь. Господи, и чего я сорвался? – Страх переполнял Алексея, заставлял его думать о себе. Убийство жены – это тяжкое преступление. За него можно и на каторге сгнить. – Надо звать кого-нибудь на помощь. В дом родительский ходу нет, доктора сам в Сарду отвез. Погоди, а жена Грудова? Она из отцовского дома ушла, сейчас должна быть у себя. Ольга же знахарка, лечить умеет. Избитых тоже поднимала, когда мужики на кулачные бои деревня на деревню выходили. Да еще каких переломанных! Вот к ней и надо идти. Чего-то младенец притих. Чудной он какой-то. – Алексей подошел к зыбке и увидел, что Федор, его сын, тихо спал. – То орет до синевы, то смеется, как дурной, а теперь спит, посапывая. Ну и хорошо».

Рыбанов в окровавленной мокрой рубахе, портах да лаптях быстро пошел шагом по улице. В деревне не спали только цепные псы, сопровождавшие его своим лаем. Он дошагал до двора Грудовых, отворил калитку, прошел к избе, тихо постучал в оконце.

Вскоре бородатое лицо Грудова высунулось в темноту двора.

– Кто тут?

– Никола! – не повышая голоса, проговорил Алексей. – Это я, Лешка Рыбанов.

– Чего тебе? Какая нелегкая принесла в ночи?

– Жена твоя дома?

– Ольга? – удивился Грудов. – А где же ей быть-то?

– Ну, может, у нас. У отца.

– Ты сам-то чего блудишь по деревне?

– Выйди, Никола, разговор есть.

– Сейчас. Погоди на крыльце.

Рыбанов прошел на крыльцо. А с полатей у печи подала голос проснувшаяся жена Грудова:

– Чего там, Никола? – подала голос с полатей Ольга.

– Лешка Рыбанов приперся, а чего, пока не знаю. Говорит, разговор есть.

– Неймется ему. При отце покойном надобно быть, а он по деревне шатается.

– Про тебя Лешка спрашивал.

– А чего?

– Тут ты или в доме покойника?

– Он пьяный, что ли?

– Не похоже. Лешка вроде никогда не пил ничего, кроме кваса да воды.

– Ты долго-то с ним не болтай!

– Ладно, спи.

Грудов оделся и вышел на крыльцо.

Рыбанов-младший вскочил со ступенек.

– Ты извиняй, Никола, что ночью.

– Пустое. О чем говорить хотел?

– Тут…

– Погоди, – перебил его Грудов. – А чем это у тебя рубаха запачкана? В канаве, что ли, валялся? Да вроде перегаром от тебя не прет.

– Кровь это, Никола.

– Тебя побили? ..

– Нет, не перебивай. Тут такое дело. Жену я избил. До полусмерти, а может, и померла уже.

– Ты бабу свою избил? – удивился Грудов. – Чудно.

– Чего чудного-то?

– Ты, сколько помню, никогда не дрался.

– А теперь не сдержался. Тебе Ольга не рассказывала, что в доме отца произошло, когда Катерина сына туда принесла?

– Как же, рассказывала. И чего? ..

– Так вот я домой вернулся, а она вещи собрала. Хотела утром в город податься.

– Как так?

– Вот так! Много чего наговорила. На меня словно нашло что-то. Вдарил раз, а потом и не помню, как бил. Да еще кнутом добавил. Ты Ольге скажи, что ее помощь требуется. Катька-то без сознания лежит.

– А не прибил ты ее вконец?

– Уходил, дышала.

– Ну, Лешка, кто другой сказал, я бы не поверил.

– Ты Ольге вели, чтобы посмотрела Катьку да помогла чем-нибудь.

– Стой тут.

– Я отблагодарю, Никола.

– Жди, сказал. С благодарностью разберемся как-нибудь.

Грудов вернулся в избу.

– Ну и что там? – спросила жена.

– Лешка Катьку сильно побил, боится, помрет. Просит, чтобы ты посмотрела ее.

– Лешка? ..

– Сам удивился. Надо идти, Оля.

– Господи, и что за день сегодня такой?

– Ты поспешила бы, а то, может, Катька и на самом деле помирает.

– Ступай во двор, я выйду. Возьми из сундука холщовую сумку, там снадобья всякие.

– Угу. – Грудов забрал сумку и вышел на крыльцо.

– Что Ольга? – спросил Алексей.

– Сейчас выйдет.

– Трясет всего.

– Выпить тебе надо.

– Надо, да не пью я. Не лезет ни водка, ни вино. От одного запаха тошнит.

– И что ты за мужик, Лешка? Все у тебя не как у людей.

– Какой уж есть.

– В том-то и дело, что никакой. Ты извиняй, конечно, обидеть не хотел.

Рыбанов вздохнул:

– На правду, Никола, не обижаются. Слабак я. Оттого и не живу, а маюсь.

– Слабый, а бабу, видать, покалечил не на шутку. Последнее это дело, Лешка, их обижать. Ты с мужиками дерись, а бабу избить – дело не хитрое, но паскудное.

К мужикам вышла Ольга.

– Пошли, – сказала она и первой двинулась на улицу.

Грудов и Рыбанов зашагали следом за ней.

Увидев Екатерину, окровавленную и распластанную на полу, Ольга воскликнула:

– Что ж ты наделал, Лешка? Над зверем диким так не изгаляются, а тут человек!