Неспособность любить - Евгения Горская

Лиза сто раз прокляла себя за то, что черт потянул за язык поделиться своими проблемами. Ей хотелось, чтобы с Сашей работала какая-нибудь старая тетка предпенсионного возраста. Сразу отказать приятельнице Лиза не смогла и с Варей встретилась.

Девчонка Лизе понравилась. Варя смотрела на Лизу такими испуганными глазами, что Лиза сразу ее пожалела. Похожая на колобок фигура, плохо уложенные волосы и испуганный взгляд производили общее впечатление какой-то убогости. Потом это впечатление исчезло, Варя оказалась доброй и веселой девчонкой.

Я поговорю с мужем, пообещала Лиза, и Варя начала работать с Сашей. Долго работала, почти год.

Лиза оторвалась от портрета, позвонила Варе. Телефон оказался вне зоны сети. Девушка уехала на свадьбу к подруге как раз накануне страшного происшествия. Лиза звонила ей, узнав о смерти мужа, Варя заплакала, хотела немедленно приехать, но Лиза медсестру остановила. Это ее горе, все остальные должны жить, как жили.

– Ты не помнишь, кто подарил Александру Ивановичу коньяк? – спросила тогда Лиза. – Совсем недавно, прямо перед твоим отъездом?

– Н-нет, не видела. Ему конфеты подарили в последний день, но Александр Иванович их мне отдал.

Больше Варя ничем не могла помочь, и Лиза о ней не вспоминала.

Лиза опять вернулась к портрету, но потом решительно от него отошла, заставила себя одеться и уже достала телефон, чтобы вызвать такси, но тут телефон зазвонил, и она ответила Федору.

– Ты как? – хмуро спросил брат мужа. То есть двоюродный брат.

– Никак, – сказала Лиза. – Хочу поехать к Саше в кабинет.

Кабинетом называлась квартира, в которой муж работал.

– Давай я с тобой съезжу, – предложил Федор.

– Давай, – согласилась Лиза. Из кабинета нужно было многое забрать, без помощи она не справится.

Пока Федор до нее добирался, она сидела у портрета и смотрела на Сашу. Самая большая несправедливость состояла в том, что Кирилл человеком был так себе, а Саша на редкость порядочным.

Только убить пытались Сашу, и попытка удалась.

Бутылка с отравленным коньяком несколько дней стояла у них дома. У них, а не у Кирилла.

Окончательной экспертизы еще не было, но то, что отравлен именно коньяк, известно.

Возвращаться в квартиру, где она была по-настоящему счастлива и откуда ее потом грубо выгнали, было противно. У Ники вообще все, что она делала после сообщения о смерти Кирилла, вызывало внутренний протест. Когда-то ей с большим трудом удалось подавить в себе любовь к мужу, и обиду удалось подавить, и она привыкла думать о Кирилле как о совершенно постороннем человеке. Человеке, который не имел к ней абсолютно никакого отношения.

А теперь получалось, что он все-таки имел к ней отношение, и она просто не желает выполнять свой долг. Мысли были нехорошие, злые, но Ника ничего не могла с ними поделать.

Идти от метро до старой квартиры было недалеко, она заметила небольшое кафе по дороге, попросила кофе, села у окна. Раньше этого кафе не было, они с Кириллом несколько раз ходили в ресторан, который располагался чуть дальше к метро. Проходя мимо, Ника не обратила внимания, существует ли ресторан до сих пор. Впрочем, какая ей разница?

Кирилл не любил проводить вечера дома. Предпочитал компании, встречи с бесчисленными друзьями, а если доводилось проводить время вдвоем с Никой, не выпускал телефона из рук. Ника не обижалась, она уважала его работу и его занятость. Сразу после свадьбы Кирилл устроился в фармацевтическую фирму, занимал должность заместителя директора и действительно отдавал фирме очень много сил и времени.

До этого он работал на «Скорой». Ника познакомилась с ним, когда болела бабушка.

Молодой доктор шутил с бабушкой и мамой и совершенно их очаровал. Сделал бабушке какой-то укол, дождался, когда снизится давление, улыбнулся на прощание Нике и побежал вниз по лестнице. Ника собиралась встретиться с подругой и вышла следом.

– Подвезти? – кивнул доктор на машину «Скорой помощи». Он курил, стоя около кабины.

– Нет, – засмеялась Ника. – Спасибо. Я здорова.

– Это ничего, – успокоил он, бросив окурок в траву газона, и распахнул дверь салона «Скорой». – Садись, до метро подкинем.

Бабушка умерла через месяц после того вызова «Скорой».

Зазвонил телефон, Ника с трудом нашарила его в сумке. Номер на дисплее был незнакомый.

– Привет, – сказал мужской голос.

– Привет. – Данилу Ника узнала сразу.

– Ты как?

– Ничего.

Она должна чувствовать горе, но не чувствовала. Свое горе Ника уже пережила.

Данила молчал, и тогда Ника сказала, просто чтобы что-нибудь сказать:

– К Лизе сейчас ездила, отдала платок.

Данила опять промолчал.

– Сейчас вот еду в квартиру к Кириллу.

– Хочешь, помогу?

– Хочу. – Ника обрадовалась. Входить одной в свое бывшее жилище совершенно не хотелось.

– Ты где сейчас?

– Рядом уже.

– Я минут через двадцать подъеду.

– Давай.

Ника сунула телефон в сумку.

Болтаться около дома было уж совсем глупо, и она нехотя пошла к своему бывшему подъезду. На связке, которую дала свекровь, висел ключ-таблетка, но пальцы сами набрали старый код. Как ни странно, замок щелкнул. Ника вошла в подъезд, поднялась на нужный этаж, отперла дверь.

В квартире царил абсолютный порядок. Беспорядка Кирилл не выносил. Вся одежда немедленно убиралась в шкаф, обувь мылась и ставилась в тумбочку, каждая бумажка ложилась на свое место. Обычно Ника судорожно наводила порядок перед приходом мужа, потому что могла оставить книжку брошенной на диване, или переставить мыльницу, чтобы до нее было удобно дотянуться из ванны, или сделать еще что-нибудь неподобающее.

Она несколько лет жила, каждую секунду стараясь, чтобы Кириллу было с ней хорошо.

Ника расстегнула пуховик, бросила его на стоявший в прихожей стул. Подумала и перевесила пуховик в шкаф. Это квартира не ее, Кирилла, пусть все будет так, как требует хозяин.

Захотелось пить. Ника открыла холодильник, посмотрела на стоявшую в дверце бутылку минералки. Бутылка была початая. Почему-то прикоснуться к бутылке она не смогла, захлопнула холодильник и налила в чашку воды из-под крана. Чашка была ее старая с надписью «Вероника». Странно, она думала, бывший муж чашку давно выбросил.