Германские рассказы - Александр Телегин

Другими нашими соседями были мать и дочь из Казахстана. Мать звали Эммой Вельш, ей было около пятидесяти лет, на лице её сохранялись остатки прежней красоты, в волнистые тёмно-русые волосы не пробралась ещё седина, и фигура тоже мало пострадала под тяжестью лет. Только раздавленные работой руки с потрескавшимися ногтями говорили о том, что в Казахстане ей жилось нелегко.

На вопрос нравится ли ей жизнь в Германии, она отвечала, что до сих пор не может поверить, что по утрам не надо надевать навозные сапоги и идти на ферму, не таскать мешки с комбикормом и не дышать запахами навоза и аммиака, что можно целыми днями гулять и каждый вечер мыться в душе. Дня за три она обошла весь Криммитшау, и он ей очень понравился, также, как и её двадцатишестилетней дочери Людмиле Балтаматис.

Люда совершенно не походила на мать: фигура её состояла из одних углов, движения были порывисты и назвать их скорее можно было дёрганьями, посредством которых она перемещалась в пространстве, и при этом казалось, что слышишь бряцанье её костей. Только не подумайте, что у Люды был ДЦП – чаша сия, к счастью, её миновала. Лицо у неё было абсолютно мужским с широким горбатым носом, стрижку носила тоже мужскую с косой чёлкой. И одевалась Люда по-мужски: носила рубашки и брюки, а в домашней обстановке ходила даже в шароварах.

Она сразу влюбилась в Германию и немцев. Как-то моя сестра дежурила с ней по общежитию. Они мыли пол в коридоре, и Люда сказала мечтательно:

– Скорей бы на квартиру, да работать на немцев!

– А ты сейчас что делаешь? Чем мы тебе не немцы?

– Какие вы немцы? !! – презрительно ответила Люда. – Вы аусзидлеры.

При такой любви к «настоящим», здешним немцам её познания в их языке были практически нулевыми. В общении она обходилась словами so и ach so! (так и ах так! ).

«Ach so! » значило у неё, что она всё поняла, хотя на самом деле не поняла ничего. А «so» ничего не значило, просто это было единственное слово, которое она знала, и которое годилось на все случаи жизни.

Кроме этих двух слов, вероятно, за много месяцев, затвердила она ещё фразу:

– Ich hei? e Ljudmila Baltamatis. Mein Bruder ist Polizist [7 - Меня зовут Людмила Балтаматис. Мой брат полицейский. ].

При этом она была добрым человеком. В один из первых дней, даже не будучи знакомой с моей сестрой, она полдня ходила с ней по городу, показывая, где какие документы оформляются, и вообще охотно откликалась на любую просьбу.

Вечером Сашка Шрайнер зашёл проведать нас. Он рассказал нам, что приехал из Казахстана, что ему двадцать восемь лет и у него трое детей.

– А вообще, как немцы к нашим относятся? – спросила Лиза.

– Да мне плевать, как они ко мне относятся. Ну их в …. Я везде устроюсь. У меня здесь дочка с качелей упала, три месяца лежала в больнице после сотрясения мозга, а так я б давно на вест [8 - На запад – в Западную Германию. ] уехал, у меня там брат уже три автобуса купил. Сначала у него поработаю, потом бусик [9 - Я впервые услышал это слово в Германии от наших переселенцев. Оно означает микроавтобус. ] куплю, буду людей возить.

– А здесь нигде нельзя найти работу?

– В принципе, можно, но тяжело. У них заводы стоят, как у нас. Безработных до хрена. Единственное – это реновирунг. Видели, здания под зелёными сетками? Правительство деньги даёт на ремонт и реновацию, это и крутится. Если повезёт, можно, конечно, и другую работу найти, но я не хочу. Я на вест хочу.

– А всё же почему в ГДР такие запущенные дома? Сравнить Ганновер и Билефельд с Хемницем и Анаберг-Бухгольцем – это тихий ужас.

– Чёрт их знает – это их проблемы. Ну их в … Думать ещё о них. А вообще, на весте американцы восстанавливали – они богатые, денег в них вбухали немерено, а наши не могли столько дать – у самих всё было разрушено. А в общем, нормально относятся. Бывает, конечно: скажет кто-то: «Зачем вы едете? Вы у нас рабочие места отбираете, зарплаты из-за вас снижаются». А мне плевать. Ну их в …. Я у них ничего не отобрал. Посмотрите, какой у меня дом был в Казахстане, – Сашка показал фотографию действительно большого, красивого дома с широким крыльцом, перилами, террасой, черепичной крышей. – Сам построил. Брат с отцом только немного помогли. И здесь такой же построю. Ещё их найму на свою стройку и работу им дам.

– А в Казахстане совсем невозможно стало?

– Да нет, нормально там было. Может в городах где бузили, но мы не чувствовали. Работягам делить нечего. Но мои все уехали, что я там один буду торчать? ! А здесь на весте у меня мать, отец, брат, две сестры. Я к ним приехал, а не к немцам. Ну их в …. А вы ничего устроились? Смотрю, телевизора у вас нет.

– Жалко денег, и всё равно переезжать – таскаться потом с ним.

– Я вам со шрота [10 - Шрот – место, куда немцы выставляют старую мебель, телевизоры, домашние приборы и т. п. ] притащу. Подберу получше и принесу. Кайн проблем. Может завтра или послезавтра. И если куда поехать надо, скажите – я уже машину здесь купил «Ренаулт».

Через несколько дней Сашка действительно принёс нам телевизор:

– Чёрно-белый, но хорошо показывает. Он помогает речь понимать и язык учить. К их речи нам надо привыкнуть: они слишком быстро говорят – наше ухо не успевает уловить. Да, я забыл вам сказать: в этот хайм когда-то бритоголовые бутылку зажигательную кинули. Но она попала в комнату, где жили два здоровых мужика: отец и сын. Успели потушить. Только это давно было: все уже забыли. Так что не бойтесь.

– Да мы и не боимся.

На следующий день мне уже дали напрокат инвалидное кресло – рольштуль. Впрочем, в хайме я им пользовался мало.

Дальнейшие знакомства

В конце коридора сразу за комнатой почитателей «Семнадцати мгновений весны» находилась большая кухня. Обитатели первого этажа готовили себе здесь завтраки, обеды и ужины. И хотя народу было много, но места хватало всем, и споров, кому занимать конфорки, я не помню.