Карма несказанных слов - Евгения Горская

Она опять вспомнила Павла, вернее, не самого Павла, а то странное спокойствие, которое она почувствовала после страшного телефонного звонка, навсегда изменившего ее жизнь. Звонка, после которого Павла у нее больше не стало. Сейчас она точно так же была спокойна, набирая номер заместителя генерального директора.

– Нонна, ты где? – спросила Лена и даже усмехнулась, подумав, что говорит совсем как Люся.

– У себя в кабинете. – Чуткая Нонна мгновенно почувствовала серьезность происходящего.

– Пожалуйста, иди ко мне немедленно.

– Куда? В инженерную?

– В лабораторию.

Лена захлопнула крышку телефона и опять вцепилась в дверцу сейфа. На прибор она старалась не смотреть.

– Та-ак, – Нонна появилась быстро и, отодвинув Лену, тоже взялась за дверцу сейфа.

– Про пропажу приборов ты знаешь? – не столько спросила, сколько констатировала Нонна. – От Люси?

Лена кивнула.

– Я вчера вечером положила сюда бумаги, – она показала на документы заказчика и кашлянула, потому что губы не слушались. – Прибора здесь не было. Это бумаги Курганова из какого-то «Омстрона». Он может это подтвердить, он рядом стоял. Потом я заперла лабораторию, и мы с ним вышли. Вместе.

– Подожди-ка. – Нонна повернула ее лицом к себе. – Ты что, полагаешь, будто кто-то решит, что ты в этом замешана? В краже приборов? Леночка, здесь нет идиотов.

– Но я замешана, как видишь, – губы упорно не хотели ее слушаться.

– Не говори ерунды, – устало сказала Нонна, – и без того тошно. Но кто-то тебя подставить хочет, это точно. Тебя, меня и Пожидаева. – Она задумалась, потом как будто очнулась и пообещала: – Найдем. Найдем его, и мало ему не покажется!

Нонна еще постояла, вздохнула, взяла прибор и уже от двери повернулась:

– Леночка, я тебя очень люблю.

Демидова не успела ответить: дверь за Нонной захлопнулась. Лена покусала губы, чтобы не расплакаться, потопталась около установок, понимая, что работать больше не сможет, и решительно направилась в приемную к Люсе.

– О-о, – протянула подружка и посмотрела на часы, которые висели прямо над ней, и ей пришлось смешно задрать голову. – Уже обед. Вот здорово! Ты есть хочешь?

– Нет. – Есть Лене не хотелось совершенно, хотя утром она не позавтракала. – Но если ты голодна, я с тобой за компанию в столовую схожу.

– Есть я, конечно, хочу, но пойдем мы в другое место, – заявила Люся, одеваясь. – Пойдем на улицу.

На улице было тепло и солнечно, и Лена почувствовала, что холодный спазм, сжавший ее, когда она увидела прибор в своем сейфе, потихоньку отпускает.

– Валерка Пахомов, охранник, сегодня на работу не вышел. И дозвониться ему не могут, – сообщила подруга, отведя Лену в сторону от дверей института к высоким голубым елям. – А он в пятницу работал. Пожидаев определил, что в пятницу вечером камеры наблюдения у них на этаже были отключены. С полвосьмого до девяти.

– Как отключены? Как можно камеры отключить?

– Не знаю. Значит, как-нибудь можно. Кстати, Нонна один прибор нашла.

– У меня в сейфе, – подтвердила Лена.

– Что? ! – Зеленые Люсины глазищи смотрели тревожно и серьезно, и Лена вздохнула. Ничего не поделаешь, она замешана в этой истории по уши. И далеко не все будут ей сочувствовать, как Люся.

– Я вчера положила в сейф бумаги Курганова, это новый заказчик.

Люся кивнула, она видела вчера господина Курганова и знала, кто он.

– Сейф был пустой, то есть без прибора. А сегодня перед обедом я в него полезла, и…

– Лена, это Ирка, – ахнула подруга. – Она тебя терпеть не может, больше некому.

Ира Ширяева, теперь Лучинская, школьная Ленина подруга, устроилась в институт вслед за Демидовой. Зачем она это сделала, никто не понимал, поскольку никакого интереса ни к науке, ни к технике Ира никогда не проявляла, а институтские зарплаты были, мягко говоря, небольшими. Вскоре после этого Ширяева, с детства часто бывавшая на даче у Лены, неожиданно для всех вышла замуж за Дмитрия Михайловича Лучинского, брата Нонны Михайловны, и с тех пор являлась полноправной хозяйкой соседского дома.

Чем Ирина занималась в институте, Лена толком не знала. Когда к ним приезжали высокие гости, особенно из-за границы, Ира организовывала им гостиницы и все остальное, включая конфеты и печенье к чаю. Это Лена наблюдала сама, поскольку несколько раз присутствовала на переговорах, рассказывала о деятельности лаборатории. Вообще-то организовывала все это Ирина не сама, а с группой девушек, которыми она командовала. В такие моменты Ира чувствовала себя исключительно важной, ходила по коридорам со свитой из тех же девушек и всячески давала понять, что она крайне занята. Выглядело это очень глупо, и Лена ее даже жалела. Но гости в институте бывали редко, и чем Ира занималась все остальное время, было непонятно.

– Люсь, ты с ума сошла? Ирка-то здесь при чем? Она знать не знает, у кого какие приборы.

– Все она знает! Чтобы пакость устроить, у нее ума хватит.

Люся Ирину терпеть не могла. Придя в институт еще студенткой, Люся попала под руководство Ирины, недолго походила за ней следом, изображая свиту, покупала ей пирожки, подавала чай и очень скоро решила увольняться. Работать лакеем она не собиралась. Тогда Хмельницкий, который каждого человека отбирал сам и каждым дорожил, пока тот не доказывал свою полную непригодность, предложил Люсе место секретаря. Она согласилась и с тех пор работой была довольна.

Обратиться к Хмельницкому Люсе тогда посоветовала Лена. Они еще были не знакомы, даже не здоровались при встрече, но в лицо друг друга, конечно, знали. В институте все друг друга знают в лицо.

Тогда отмечали Восьмое марта, и праздник уже выплеснулся из лабораторий и отделов в общий коридор. Демидова, как обычно, стояла в сторонке, и Люся случайно оказалась рядом с ней, когда генеральный с заместителями обходили подразделения. Про Демидову Люся знала только, что та учится в аспирантуре, скоро защитится, что она «блатная», то есть то ли родственница Нонны Лучинской, то ли какая-то близкая знакомая. Начальница Ирина говорила о ней всегда с усмешкой, но проницательная Люся безошибочно определила, что Ирка отчего-то отчаянно завидует скромной Демидовой.

К тому времени Люся начальницу уже совершенно не выносила и мучилась, не зная, что делать: увольняться из института ей не хотелось, она уже обзавелась друзьями, ей было удобно добираться и страшно уходить в другое место. Генеральный о чем-то разговаривал невдалеке от них, а они, стоя рядом, смотрели, как около него мгновенно очутилась Ирина и как она его пригласила на танец. Лена отвернулась от танцующих, и Люся неожиданно сказала ей:

– Я ее терпеть не могу. Уволюсь, наверное.

– Зачем же увольняться? – удивилась Демидова. – Перейди в другое подразделение. Сейчас много договоров, зарплату будут повышать.

Она единственная не сказала Люсе, что начальники хорошими не бывают, и если на каждого начальника обращать внимание, никаких нервов не хватит, или нечто в том же роде, что означало: терпи. Терпи унижения, приспосабливайся, не реагируй на хамство, поддакивай… Все так живут.

– В другое подразделение трудно перейти. Кто меня возьмет? Меня же никто не знает…

Демидова задумалась, и Люся вдруг почувствовала, что сейчас ее проблемы будут решены, Лена обязательно что-нибудь придумает, а не отмахнется от нее, как многочисленные друзья-приятели. И ее начальница Ирина далеко не хозяйка в этих стенах, хотя ведет себя именно как хозяйка. Во всяком случае, с подчиненными.

– Нужно вот что сделать, – наконец сказала Лена, – надо записаться на прием к Хмельницкому. Можно, конечно, и с начальниками лабораторий поговорить, я думаю, тебя любой возьмет, сейчас людей не хватает. Я сама могу с двумя побеседовать, я их хорошо знаю. Но это не дело, в первую попавшуюся лабораторию идти. Нужно поговорить с генеральным, он нормальный дядька, хороший.

Она не успела договорить, потому что Хмельницкий вдруг оказался рядом с ними и пригласил Лену танцевать, а потом пригласил Люсю, и она спросила, можно ли попасть к нему на прием, и он сказал, что можно.