Под защитой высших сил - Евгения Горская

– Мне необходимо съездить к маме, Настюша, – вспоминал он в субботу утром. – Приезжает тетя Тоня, я давно ее не видел.

Или нужно съездить с мамой на дачу. Или сделать еще что-нибудь гораздо более важное, чем побыть с ней, Настей.

Ее он с собой никогда не приглашал.

Ей хотелось, чтобы у них была «семья», но семьи не получилось.

Настя достала сигарету из пачки, покрутила и сунула руку в карман брюк – зажигалка была на месте. Давно надо бросить вредную привычку курить и радоваться тому, что ей придется идти в пустую квартиру, например.

Настя отъехала на кресле от рабочего стола, посмотрела в погасший экран компьютера и отправилась в курилку на холодную пожарную лестницу.

* * *

Ракитин мог думать только в абсолютной тишине. Любые звуки: музыка, разговоры – его раздражали, от этого мысли путались, терялись, и это вызывало еще большее раздражение. В курилке он был один и думать мог сколько угодно.

Размышлять ему было о чем. Он третий день занимал солидную должность заместителя директора солидного проектного института. Не то что он очень стремился к этой должности, но, когда совсем недавно знакомый по бесчисленным совещаниям директор смежного института предложил ему стать своим заместителем, согласился сразу. Даже раньше, чем успел удивиться неожиданному предложению.

Ракитин уставился на неработающую камеру внутреннего наблюдения и едва не вздрогнул, когда гулко хлопнула тяжелая металлическая лестничная дверь.

К счастью, появившаяся девушка была одна, стояла тихо и размышлять не мешала.

Надо узнать, почему не работает камера, решил Ракитин. И приказать, чтобы починили. Потом мысленно прошелся по длинному перечню проектов, которые нужно было сдать к новому году, и только тогда понял, что смотрит украдкой на бледный профиль незнакомой девушки. Профиль был красивый, необычный, только он не мог понять, в чем его необычность. Как на старинной монете, почему-то подумалось Ракитину, хотя старинных монет он и в руках никогда не держал, только на картинках видел.

Девушка повернулась к нему лицом, сбрасывая пепел, и он поспешно отвернулся. Снова мысленно прошелся по перечню проектов, который уже знал наизусть, и украдкой посмотрел на девушку. Теперь она стояла к нему вполоборота и в полумраке показалась ему похожей на античную статую.

Красивая, не смог не признать Ракитин, решительно погасил сигарету и быстро спустился на пол-этажа к собственному, еще непривычному, кабинету.

* * *

Настроение после Бориного звонка окончательно испортилось. Не хотелось работать, и не хотелось идти домой. Что она будет делать одна весь вечер? Одной ей было тоскливо. Она мечтала приготовить для Бори ужин и рассказать ему, что соседка Эмма Владимировна, которую Настя встретила утром у подъезда, завела новую собаку неизвестной породы. Совсем маленькая собачка испугалась большой Насти и спряталась за хозяйку.

Или еще что-нибудь рассказать, или просто помолчать, глядя на уставшего Борю.

С трудом сосредоточившись на проекте, Настя заставила себя углубиться в очередную схему и, подняв голову на стук открываемой двери, над которой висели часы, удивилась, что рабочий день подошел к концу.

– К завтрашнему утру нужно подготовить справку по всем текущим проектам, – лениво приказала вошедшая Таня Саморукова. Татьяна, став несколько месяцев назад начальником отдела, всегда говорила лениво, чуть растягивая слова. И всегда именно так: «Нужно сделать». Впрочем, иногда Таня говорила не «нужно сделать», а «вы можете сделать то-то и то-то? », и никогда – «сделайте, пожалуйста». Наверное, чтобы не произносить «пожалуйста». Вместо «спасибо» же просто кивала.

Саморукова, войдя в комнату, где, кроме Насти, было еще два человека, ни к кому конкретно не обращалась, но все понимали, что справку придется готовить Насте. Витя Торошин, только летом окончивший институт, и Инна Марковна, которой уже давно полагалось быть на пенсии, выжидательно уставились на молодую начальницу, а Настя и не взглянула на нее.

Она уже давно с трудом выносила Саморукову и сейчас с грустью подумала, что придется увольняться.

Увольняться не хотелось. Работа Насте нравилась, люди в отделе тоже, добираться до института было удобно, и даже зарплата в последнее время стала очень приличной.

– Настя, ты меня не слышишь? – спросила Татьяна.

– Слышу.

– Ну и умница. Так не забудь, к завтрашнему утру.

Татьяна повернулась и бесшумно исчезла за дверью.

Придется увольняться, хоть и не хочется.

Они с Татьяной учились в одной группе и сюда, в институт, пришли одновременно на преддипломную практику и остались работать в одном отделе. Настя, сразу попав под руководство старого и признанного проектировщика Льва Владимировича Россмана, быстро стала работать самостоятельно, радовалась похвалам шефа и конвертам с деньгами, которые он вручал ей все чаще, и жалела Татьяну, без конца переходившую из одной группы в другую и ничему так и не научившуюся.

Хотя это ее, Настю, надо было жалеть. Потому что Саморукова все семь лет, что они провели в институте, делала главное: мелькала в кабинетах начальства. И домелькалась до того, что, к удивлению и недоумению сотрудников, вышел приказ о назначении ее и. о. начальника отдела.

– Нелепость какая! – возмущался Лев Владимирович. – Хотите, Настенька, я к директору схожу? Вы – гораздо более подходящая кандидатура. Я считаю, что вы единственный достойный претендент на эту должность. Мне-то все равно, я не сегодня завтра на пенсию уйду, а вам под этой дурищей работать ни к чему.

– Нет, Лев Владимирович, – улыбнулась Настя на «дурищу», очень уж странно было слышать столь нелестную характеристику из уст безукоризненно воспитанного человека. – Не хочу. Назначили и назначили. Я локтями толкаться не умею и учиться этому не собираюсь.

Очень скоро отдел был прочно поделен на приближенных к молодой начальнице и всех прочих, и Настя, не стремившаяся в «приближенные», все чаще думала об увольнении.

Справка была готова, когда институт совсем опустел, а на улице темнела мрачная и ранняя ноябрьская ночь.

Покурю напоследок, решила Настя. Она никак не ожидала кого-либо увидеть на черной лестнице, но опять наткнулась на незнакомого мужика, с которым курила днем.

Он был очень высокий и какой-то… щеголеватый, что ли, в темно-сером костюме и при галстуке. В институте народ одевался просто: джинсы, свитер. В костюмах разгуливало только начальство.