Сбываются другие мечты - Евгения Горская

Он не мог обидеть её сильнее, чем принеся на себе чужой запах.

В самолёте полно народу, напомнила себе Катя. Он мог сидеть рядом с любой надушенной сверх меры женщиной и касаться ее рукавом.

Она закрыла окно, вернулась в комнату, услышала, что отпирается входная дверь, взяла у мужа сумки и принялась убирать продукты в холодильник.

Седьмое октября, понедельник

Оперативка у директора была, как всегда, напряжённой, потом Бородина дёргали телефонными звонками, и он не сразу вспомнил, что Катя просила починить компьютер. За последние полгода он приучил себя забывать о жене, находясь на работе. Здесь у него была Ирина.

Глеб достал ноутбук из сумки, отнёс к компьютерщикам, напомнил себе не забыть купить им бутылку коньяка и, отпирая кабинет, опять услышал звонок.

– Я подала заявление, – тихо произнесла в трубке Ира. – Я увольняюсь. Ты ведь этого хотел?

– Но… – Ему не верилось, что жизнь может так легко снова наладиться, что больше не придётся краснеть перед коллегами и прятать глаза от Кати. – Я тебя не тороплю, просто хочу, чтобы ты не мешала мне работать, не лезла в мои дела. Я не имел в виду увольнение. Ты новое место нашла?

– Нет. Но это не имеет значения.

По-хорошему, её давно надо было уволить, инженер из неё никакой, но за это не увольняют.

– Я к тебе загляну? – попросила она. – Можно?

– Приходи.

Было и ещё кое-что помимо чувства вины, что не давало ему с облегчением радоваться её уходу. Она стала ему не чужой, не такой необходимой для жизни, как Катя, но всё-таки не чужой, и ему не безразлична её судьба.

Она появилась быстро, почти мгновенно, села сбоку, куда садились все, приходящие к нему в кабинет, покачала ногой, глядя в сторону, как примерная студентка, которой экзаменатор ещё не задал вопроса.

– Я ничего у тебя не прошу, Глеб.

Бородин промолчал, он ничего не мог ей предложить, да и не хотел предлагать. Больше всего он хотел невозможного: чтобы она опять стала для него чужой, а его жизнь простой и понятной.

– Знаешь… я просто хочу, чтобы ты знал – у меня никого нет, кроме тебя.

– Я знаю, – мягко сказал он.

– Нет. – Она покачала головой. – Не знаешь. Я имею в виду совсем не то. Мне даже поговорить не с кем, кроме тебя.

– Ира…

– Я всё понимаю, Глеб, – перебила его она. – Не говори ничего. Я знаю, что ты на мне не женишься, и ни на что не претендую. Я тебе уже сказала. Не бойся.

– Я не боюсь, – соврал он.

Конечно, он боялся, ещё как. Он не мог больше видеть несчастных Катиных глаз, он давно чувствовал себя мерзавцем и не хотел так жить.

– Зайди сегодня, – попросила она, наклонившись к нему. – Пожалуйста. Меня очень скоро здесь не будет.

Он отшатнулся, в кабинет в любой момент мог кто-то заглянуть.

– Хорошо, – обречённо сдался Глеб и трусливо добавил: – Только ненадолго.

Она встала, молча вышла из кабинета.

Ему до боли было жалко Ирину, он отдал бы всё, чтобы сделать её счастливой. Всё, кроме счастья Кати. И кроме своего счастья, которое без Кати невозможно.

За окном ярко светило солнце, создавая блики на экране компьютера. Бородин встал, опустил жалюзи. До смерти не хотелось ехать к Ирине.

Давно, когда между ним и Катей толком ещё ничего не было, но юный Глеб уже понимал, что без неё жизни ему не будет, Илья, встретив его перед лекцией в университетском коридоре, грозно на него надвинулся.

– Я за свою сестру горло перегрызу, – прошипел он, стараясь, чтобы никто не слышал.

– Я тоже, – зло ответил тогда Бородин, стоя в нескольких сантиметрах от Ильи.

Он и сейчас готов был на всё ради Кати и с тоской отгонял мысли о предстоящем вечере с Ириной. Если бы он мог вернуться назад, в цветущую казахскую степь, близко бы не подошёл к Ирке, но вернуться туда невозможно.

Она уволится, и всё кончится, успокоил он себя, поправил идеально ровно висевшие жалюзи и вернулся к столу.

Сегодня Катя работала в первую смену и уже в начале третьего оказалась дома.

Хотелось по привычке залезть в Интернет, почитать новости, послушать музыку, но её компьютер Глеб отнёс на работу чинить дисковод, а как подключить Интернет к Ольгиному, она не знала.

Ольгин ноут давно надо отдать Перовскому, но Катя тянула, как будто комп до сих пор связывал её с Ольгой, и ей было больно рвать эту последнюю связь. Неожиданно припомнилось, что в последнее время Ольга стала не такой жизнерадостной, как обычно. Она была чем-то озабочена, но Катя не обращала на это внимания. Ей хватало проблем с Глебом, она всё время помнила, что больше нет мамы, её не волновали чьи-то ещё проблемы, даже Ольгины. Сейчас её захлестнуло такое острое чувство вины, что она быстро включила компьютер, раскрыла первую попавшуюся Ольгину фотографию и долго смотрела на экранное изображение, пока не взглянула на часы и не заторопилась.

Повезло, машина Глеба стояла внизу, муж решил добраться до работы на метро. Катя, опасаясь попасть в начинающие собираться при выезде из города пробки, опять поехала к Ольгиной даче.

Заезжать в дачный посёлок не стала, оставила машину на обочине, почти провалившись правым колесом в канаву. Вошла на территорию посёлка через скрипучую решётчатую калитку и сразу увидела маленький магазинчик, неприметно расположенный рядом с поселковой конторой.

Народу в лавке почти не было, только две совсем маленькие девочки никак не могли выбрать себе мороженое. За прилавком молоденькая продавщица читала книгу в мягкой обложке.

Девочки наконец выбрали мороженое, продавщица отложила книжку и улыбнулась Кате. На обложке было нарисовано розовое сердце, и от этого Кате почему-то стало жаль девушку.

– Бутылочку воды, пожалуйста. Без газа, – попросила она и решилась: – Вы давно здесь работаете?

– Год уже. – Девушке явно было скучно, хотелось поболтать.

– У меня подруга погибла, – призналась Катя. – Ольга Перовская. Может, знали её? Вы, наверное, всех в посёлке знаете.