Жена Цезаря вне подозрений - Евгения Горская

Кузьменко заулыбался, подняв голову от бумаг и наблюдая, как Светлана идет к нему через небольшой кабинет. Поймал, протянув руку, ее за талию, усадил к себе на колени.

Он тоже очень устал и тоже, скорее всего, ничего не ел с самого утра. Однако сидеть вот так, обнявшись, было настолько хорошо, что не хотелось не только уходить, но даже шевелиться.

Может, плюнуть на все, подумала Света, и поехать к Виктору? Вообще-то она решила не появляться у него, пока мужчина не разродится наконец нормальным предложением, но… Что они, дети, прятаться ото всех? Стесняются секретарши, его родных… Надоело!

Мобильный, брошенный на стол, напрягся и зарычал, Виктор протянул к трубке руку, слегка отодвинув Светлану.

Лиза, поняла она. Никак в покое не оставит. Стерва.

Лиза говорила что-то про дочку Дашу. Света старалась не слушать, но в тихом помещении все равно было слышно.

– Свет, – виновато произнес Виктор, бросив телефон назад на стол, – Даша заболела, я должен ехать.

Ей было ясно как божий день, что никто ничем не заболел и что Лиза использует любой предлог, лишь бы не дать Виктору возможности побыть с ней, со Светланой.

– Что с малышкой? – участливо спросила она про маленькую внучку своего избранника.

– Лиза не понимает и нервничает. Она же не педиатр.

Тут Виктор Федорович подумал, что изрядно сомневается в компетентности невестки как доктора вообще. И всегда сомневался, поэтому к покойной жене вызывал совсем других врачей, которым много платил и на которых выходил исключительно через знакомых. Кузьменко чуть вслух не ляпнул о своих мыслях, но вовремя остановился – ругать невестку он себе не позволял. Добавил только:

– Температура небольшая, простуды вроде бы нет, но Дашка капризничает, плачет.

– А врача Лиза вызвала?

– Нет. При такой температуре неотложку вызывать глупо, а участкового поздно.

Мужчина спешно натягивал плащ, проверял, не забыл ли ключи и телефон. Света тихонько покачала головой, восхищаясь находчивостью его невестки. Что может быть проще? Всего и надо-то сказать, что заболела внучка, и любящий дед обязательно кинется к больному чаду. Виктор внуков любил, беспокоился о них, и его реакцию просчитать не стоит особого труда.

Господи, неужели он не понимает, что Лизе нужно только одно – чтобы свекор был с ней, а не со Светланой?

Конечно, не понимает. И самое печальное, что она не знает, как ему это объяснить.

– Хочешь, я тебя подвезу?

– Нет, Витя, спасибо. Езжай. Я сама доберусь. И позвони, если с Дашкой что-то серьезное.

– Угу.

Любовник чмокнул ее в нос, потом около уха, и она почти физически почувствовала, что мысленно он уже не здесь, а где-то там, с якобы больной внучкой. Вернее – с Лизой. А ведь совсем недавно казалось, что у нее все получилось…

Сразу после новогодних каникул Света явилась на работу в новых сапогах. Сапоги были красивые и жутко дорогие, на высоких каблуках, совершенно непригодных для московской зимы и обледенелых тротуаров. Делать в каникулы было совершенно нечего, Светлана болталась по магазинам, купила понравившуюся обувку и не смогла устоять перед соблазном покрасоваться в ней на работе. Днем она с удовольствием крутила ногами перед Катей и бухгалтершей Раисой Николаевной, а вечером, спускаясь почти в темноте с крыльца офиса, не устояла, поехала по скользким ступенькам вниз и грохнулась, очень больно приложившись бедром и локтем. Не видя, что сзади идет Виктор Федорович, попыталась, чуть не кряхтя, встать, но начальник как-то сразу оказался рядом и легко и обидно, как мешок с тряпьем, поднял ее. И тут же торопливо стал всю ощупывать – на предмет переломов, видимо.

– Не надо, – чуть не оттолкнула его Света, – со мной все в порядке.

Вот тут и выяснилось, что один из великолепных каблуков сломан. А поскольку в тот день она приехала на метро, шефу пришлось отвезти ее домой. Ему давно уже хотелось ее проводить. К тому времени ему уже хотелось быть с ней и видеть ее постоянно, и Света это знала.

Сидеть на ее маленькой кухне ему было хорошо. И потом, ночью, мужчине тоже было хорошо. Может быть, от того, что у него давно не было женщины, может быть, еще почему-то. Одним словом, к утру Светлана знала, что отныне может делать с Виктором Федоровичем что хочет.

Тогда она не сомневалась, что очень скоро станет его женой.

Она и сейчас не сомневалась. Но… Лиза оказалась серьезным противником.

Пятница, 23 апреля

В вестибюле здания висел некролог, и Лера присоединилась к небольшой кучке людей, стоящих перед большой фотографией главного бухгалтера. На столе под снимком в траурной рамке стояли в вазочке красные гвоздики. На портрете Тамара Станиславовна получилась хорошо, настоящей красавицей, и Лера опять подумала, как неожиданна ее смерть.

– Вот ведь ужас какой! – тихо произнесла рядом Алла Борисовна. – Я только в понедельник ее видела, мы с ней еще потрепались немного.

Алла Борисовна работала в институте давно, наверное, всю жизнь, и Лере часто казалось, что эта женщина знает и помнит всех, кто хоть когда-нибудь появлялся в здании.

– А отчего она умерла, Алла Борисовна?

Та слегка потянула ее за рукав в направлении лифтов и, когда они отошли от реденькой толпы, тихо сказала:

– Говорят, что отравилась, но я не верю.

– Что? ! – ахнула Лера. – Бред какой!

Сама она главного бухгалтера знала мало, но о жестком характере ясноглазой Тамары Станиславовны была вполне наслышана от подруги Иры.

– Вот именно, бред. Она была… боец.

– Так, значит, ее убили?

– Что вы, Лерочка! – опешила Алла Борисовна. – Я совсем не это имела в виду. Человек в любом возрасте может умереть скоропостижно. А мог иметь место и просто несчастный случай.

– А… почему же пошли слухи, что Тамара Станиславовна отравилась?

– Всех дур не переслушаешь! – резко ответила Алла Борисовна. Женщине явно не хотелось откровенничать на эту тему, и она перешла совсем на другие, заговорила о служебных делах.

Лера еще не успела отпереть дверь своей рабочей комнаты, как появилась технолог Галина Николаевна, высокая темноволосая дама. Та еще две недели назад должна была передать ей рабочие материалы по текущему проекту, но в подборке не хватало то одного, то другого, то третьего документа, и продолжать работу было невозможно.