Иллюзия греха - Александра Маринина

– Да-да, я помню, – кивнула Настя. – Очень приятно.

Девушка буркнула в ответ что-то невразумительное и даже не улыбнулась.

– Мы выясняли личность некоего Ильяса, – продолжал Стасов как ни в чем не бывало. – Он собирается снять у Иры комнату.

– И как? Он оказался бандитом и убийцей, находящимся в розыске? – пошутила Настя.

– Слава богу, нет. Его привел нынешний жилец, о котором мы уже все знаем, поэтому установить личность Ильяса было несложно. Обормот, конечно, челнок турецко-египетско-итальянской направленности, но пока чистый. Ни от кого не прячется, руки не замараны, ну если только по мелочи.

Вернувшаяся в этот момент Марта Генриховна с любопытством оглядела странную парочку. Удобно усевшийся было на стул Стасов моментально вскочил при появлении пожилой женщины, чем вызвал ее благосклонную улыбку, а Ира вообще никак не отреагировала на ее появление и даже не кивнула в ответ на вежливое «Добрый вечер», произнесенное светским тоном.

– Кому чай, кому кофе? – гостеприимно предложила Настя, выключая кипятильник и доставая из стола чашки, кофе, чай и сахар. – Вам, Марта Генриховна?

– Чаю, пожалуйста.

– И мне чайку, – подал голос Стасов. – А тебе, Ириша?

– Мне не надо, – буркнула девушка.

Владислав выпил свой чай в три больших глотка и решительно поднялся.

– Ну все, Настасья Павловна, мы побежим. Спасибо тебе за чай, рад был тебя повидать. Не пропадай, звони.

– И ты не пропадай, – улыбнулась в ответ Настя.

Марта Генриховна задумчиво посмотрела вслед Стасову и его спутнице.

– Какая странная девушка, – сказала она, когда дверь за ними закрылась.

– Почему странная?

– Совершенно невоспитанная. И взгляд у нее какой-то дикий. Затравленный. Это у вас называется «трудный подросток», так, кажется?

Можно было бы просто молча кивнуть и не развивать тему. Но Настя была признательна Марте Генриховне за обстоятельный и довольно откровенный рассказ об убитой Анисковец, и ей хотелось сделать своей собеседнице что-нибудь приятное, тем более что беседовать с ней, видимо, придется еще не раз. А что может быть приятнее в этой ситуации, чем рассказ, слегка напоминающий сплетню, который Марта потом сможет пересказывать своим знакомым, ссылаясь на то, что «это ей прямо на Петровке рассказали под большим секретом». У пожилых людей главная радость – поговорить, а главная удача – новая пища для разговоров.

– Что вы, Марта Генриховна, Ира уже давно не подросток, ей двадцать лет. Просто она выглядит так, потому что жизнь у нее трудная. А насчет того, что она невоспитанная и дикая, вы отчасти правы, но вряд ли надо ее за это судить. Я вам расскажу, если хотите. Страшная трагедия.

Разумеется, Шульц хотела. И еще как!

– Может быть, вы помните, как шесть лет назад почти во всех газетах прошло сообщение о чудовищном случае. Женщина выбросила из окна с девятого этажа троих детей и выбросилась следом за ними, а старшая дочь успела убежать и спрятаться у соседей.

– Да-да, – оживленно кивнула Марта Генриховна, – я читала.

– Так вот Ира и есть та самая старшая дочь.

– Да что вы говорите! – всплеснула руками Шульц. – Какой ужас!

– Я вам расскажу то, чего вы, может быть, не знаете, – таинственным голосом продолжила Настя. – Они все остались живы, две девочки, мальчик и мать. Но, конечно, все стали глубокими инвалидами. Отец на следующий день после случившегося умер от инфаркта. Не смог вынести. И Ира осталась в четырнадцать лет совсем одна. Понимаете? Совсем одна. И ей приходится очень много и тяжело работать, чтобы содержать и себя, и четырех инвалидов. Правда, они с ней не живут, дети в больнице, мать в доме инвалидов, но ведь им нужны лекарства, продукты, одежда. Так что, я полагаю, мы с вами можем закрыть глаза на то, что Ира забывает сказать «спасибо» и «пожалуйста» и вообще ведет себя невежливо.

– Бедная девочка, – вздохнула Шульц. – Какая страшная судьба, боже мой, какая судьба.

Народная мудрость говорит, что терпеливых бог любит. А еще говорят: тому, кто умеет ждать, достается все. Насте Каменской совсем не нужно было это ритуальное чаепитие с семидесятилетней чрезмерно разговорчивой свидетельницей. У нее была масса текущей работы, ей нужно было сделать несколько срочных телефонных звонков, но она считала необходимым проявить терпение, чтобы сохранить у Марты Шульц хорошее впечатление о работниках уголовного розыска. И была за это вознаграждена сторицей. Потому что Марта Генриховна, о чем-то поразмышляв, внезапно произнесла:

– А вы знаете, мне кажется, Катя знала маму этой девочки.

– Почему вы так решили?

– Я теперь вспомнила, об этом ужасном случае действительно было написано почти во всех газетах, да и по телевизору рассказывали. Катя газеты не выписывала и не читала их, но, как-то придя ко мне в гости, увидела случайно заметку и сказала: «Несчастная. Я знала, что добром это не кончится».

– Что еще она сказала? – спросила Настя, чувствуя, как вмиг пересохли губы.

– Больше ничего. Вероятно, это была одна из тех альковных тайн, которые было невозможно вытянуть из Кати.

Проводив Марту Генриховну вниз, Настя стала подниматься к себе на пятый этаж. Неисповедимы пути твои, сыщицкая удача! А если бы Стасов не зашел к ней? А если бы ушел сразу же и не встретился с Мартой Шульц? А если бы Ира Терехина оказалась нормальной воспитанной девушкой и Марте не пришло бы в голову ее обсуждать? Удача балансировала на тонком шесте, каждую секунду грозя свалиться в пропасть и разбиться, но все-таки удержала равновесие и благополучно добралась до места назначения.

Глава 2

Мать смотрела на Иру ясными светлыми глазами и безмятежно улыбалась. При падении с девятого этажа она сломала позвоночник и потеряла способность самостоятельно передвигаться. Но еще хуже было то, что вследствие травмы черепа она потеряла память. То, что она знала на сегодняшний день, было рассказано ей врачами, дочерью и обитателями дома инвалидов. На восстановление памяти надежды не было никакой. То есть на самом деле надежда эта была, но нужен был высокооплачиваемый специалист, который провел бы с Галиной длительный курс занятий по специальной методике. Денег на это у Иры не было, каждая заработанная копейка, которую удавалось сэкономить, откладывалась на лечение брата Павлика.