Светлый лик смерти - Александра Маринина

Мила рывком застегнула «молнию» на сумке и вскинула ремень на плечо.

– Да, я трахалась с клиентами. И с хозяином тоже. И заработала деньги. А ты – нет. Потому что каждый зарабатывает как умеет. В первый же вечер, когда хозяин сделал нам предложение, все могло бы решиться. Если бы ты не была такой дурой и недотрогой, мы бы как сыр в масле катались. Мы обе должны были согласиться, за групповуху он отвалил бы куда больше денег. А если бы мы согласились ложиться под лесбиянок из числа отдыхающих или под дряхлых стариков, мы бы уехали отсюда в бриллиантах с ног до головы. Но только обе, понимаешь? Вместе. Проститутка-одиночка сейчас никакой ценности не имеет, их вон пруд пруди, в том числе и из наших, русских. Сейчас ценится только хорошая группа. А ты со своими идиотскими принципами и сама денег не заработала, и мне не дала. Все, привет.

Она решительно двинулась к двери.

– Куда ты? – беспомощно спросила Люба.

– Куда надо. С такой, как ты, все равно каши не сваришь. Буду сама выбираться из этого болота.

Дверь за ней закрылась. Минут через пять Люба спохватилась, что не спросила Милу, заплатила ли она домохозяину свою долю за снимаемую комнату. Она выскочила из дома и помчалась к стоянке такси, но было поздно. Турция – не Россия, здесь такси ждать не приходится, они всегда под рукой.

Она все-таки пошла к владельцу отеля на следующий день.

– Если вы заплатили моей подруге, то должны заплатить и мне, – твердо сказала она.

– Твоя подруга работала гораздо лучше, – невозмутимо ответил владелец, – поэтому ей я заплатил. А ты работала плохо. Нагрузка у вас была средняя, не более двадцати пяти человек в день на двоих, вы не особенно надрывались, но к ней ходили постоянные клиенты, а это означает, что им нравилось, как она работает. Раз нравилось клиентам, значит, нравилось мне. Это принцип работы нашего отеля.

– Из этих двадцати пяти массажей двадцать делала я, – пыталась убедить его Люба, – а Мила – только пять. Это несправедливо. Вы должны заплатить за мою работу. В конце концов тот факт, что к Миле ходили постоянные клиенты – это в немалой степени и моя заслуга. Я вкалывала без продыха, чтобы клиенты не ждали в очереди, потому что Мила делала массаж очень долго. Слишком долго. Вы не можете не понимать, с чем это связано. Если бы я работала так же медленно и с перерывами, как она, гостям пришлось бы ждать под дверью, и они наверняка пришли бы к вам жаловаться. Но они ведь не жаловались, верно? Значит, я тоже работала хорошо. И вы должны мне заплатить за месяц работы.

– Ничего не знаю, – отмахнулся турок. – Я с самого начала предупреждал, что нагрузка считается на весь массажный кабинет в целом, а не на каждую массажистку в отдельности. Разбирайтесь между собой сами. Это ваши проблемы. Я дал деньги твоей подруге, пусть она с тобой поделится.

Люба исчерпала запас вежливого красноречия и сдалась. Она поняла, что если хозяин платить не хочет, а он именно не хочет, то сделать с этим она ничего не сможет. Она здесь бесправное существо, живущее без визы, без денег и без разрешения на работу.

Оказалось, что и за комнату Мила свою долю не заплатила. К счастью, домохозяин был жалостливым человеком и согласился поверить Любе на слово, что она обязательно заплатит, когда сможет. Через пару дней Люба поняла, что так продолжаться не может. Денег взять негде. Пришлось снова идти к домохозяину. Тот подумал немного и предложил ей работать в его магазине за угол и еду. За пару месяцев, сказал он на плохом немецком, ты свой долг отработаешь.

Работа в магазине трикотажных изделий состояла в том, чтобы зазывать русских покупателей и заниматься ими. Стоять на пороге или сидеть на улице на стульчике и бросаться наперерез каждому русскому, предлагая посмотреть товар. Это было ужасно. Люба знала, что русские покупатели принципиально отличаются от всех других. Немец, норвежец или англичанин никогда не пойдет в магазин, если ему не нужно что-то конкретное. Когда нужно – он идет и покупает. Когда не нужно – сидит в баре и попивает пиво. Русские же, отравленные десятилетиями дефицита и «доставаний», привыкли заходить в магазин на всякий случай, авось что дают. Пусть и ненужное, но дефицитное, которое может пригодиться потом, когда-нибудь. Это осталось в крови, несмотря на то, что в России, по крайней мере в Москве, понятие дефицита уже исчезло из обихода, и в магазинах было все, что душа пожелает. Русские, которых Любе удавалось зазвать в магазин, придирчиво разглядывали майки, блузки, сарафаны, спортивные костюмы, спрашивали, сколько стоит в долларах и в турецких лирах, просили показать другой цвет или размер и ничего не покупали. Люба судорожно раскрывала пакеты, раскладывала изделия на столе, расхваливая их качество, торопливо рылась на полках, отыскивая то, что они просили, твердо зная при этом, что ничего не выйдет. Они просто валяют дурака, получая удовольствие от того, что с ними так носятся.

В начале июня вдруг объявилась Мила, увешанная золотыми цепями и браслетами, лоснящаяся довольством и еще больше постройневшая. Люба не сомневалась, что стройность эта приобретена в результате систематических физических упражнений «верхом на партнере».

– Я уезжаю, – объявила она. – Просьбы, поручения?

Люба быстро набросала коротенькое письмо Стрельникову, сложила в конверт и приписала сверху номера телефонов – домашнего и в офисе.

– Больше ничего? – удивленно спросила Мила.

– Больше ничего. Как видишь, похвастаться мне пока нечем, так что сообщать о себе мне нечего. А родителям я и так звоню.

– Ну как знаешь, – пожала плечами подруга.

К концу июля владелец дома и магазина наконец заявил, что Люба больше ничего ему не должна и может считать себя свободной. К этому времени она успела познакомиться с двумя молодыми казахами, которые учились в Турции, а летом подрабатывали точно так же, как она, в магазинах. Один – в ювелирном, другой – в меховом. Это были веселые бойкие парни, не стеснявшиеся своей работы и, казалось, не чувствовавшие себя униженными. Они объяснили Любе ее первоначальную ошибку: не нужно было соглашаться на оплату работы помесячно, нужно было требовать, чтобы владелец отеля платил за каждый день работы. Здесь это принято.