Я умер вчера - Александра Маринина

– Действительно, интересно. Зачем ей это нужно, как ты думаешь?

– Она хотела дистанцироваться от мужа, если вдруг окажется, что он замешан в чем-то нехорошем. Она хотела, чтобы все знали: она была в полном неведении, а когда почуяла неладное, первая забила тревогу и наняла детективов, чтобы выяснить правду. И правду эту она скрывать от широкой общественности не намерена.

– Ишь ты, – фыркнул полковник. – Тоже мне, Павлина Морозова. Получается, за муженьком действительно что-то есть, и он или его подельники, пронюхав об активности Юлии Николаевны, быстренько заткнули ей рот. С Павликом Морозовым тоже что-то вроде этого приключилось, сколько я помню. Ну и как частный сыск, накопал что-нибудь?

– Говорят, что нет. Правда, они совсем немного успели, оттоптали всего двенадцать человек и представили отчеты клиентке.

– Врут?

– А кто их знает. Может, и врут. В душу ведь не заглянешь. Но тут другой вопрос, Виктор Алексеевич. Откуда эти подельники узнали, что Юлия Готовчиц собирает сведения и обратилась в частное агентство? У нас с вами только два варианта, которые по сути являются одним и тем же: либо с ними контактирует кто-то из «Гранта», кто знает, что Готовчиц заключила с агентством договор на выявление связей ее мужа, либо кто-то из заинтересованных лиц все-таки попал под колпак, почувствовал слежку, забеспокоился и стал выяснять, кто и зачем дышит ему в затылок. Но, чтобы это выяснить, надо опять-таки иметь связи с «Грантом». Можно вычислить наружника и, в свою очередь, сесть ему на «хвост». Узнать, что он работает в «Гранте». Но выяснить имя клиента, по чьему заказу ведется слежка, можно только изнутри, из «Гранта», понимаете?

– Чего ж тут не понять, не маленький, – хмуро ответил Гордеев. – Какие еще версии отрабатываются?

– Юра Коротков крутится в парламентских кругах, он вам сам доложит, я его сегодня еще не видела.

– А Лесников чем занимается, хотел бы я знать?

Настя знала, что Игорь Лесников сегодня не занимался почти ничем, потому что все мысли его были о больном ребенке, и начала подыскивать наиболее обтекаемую формулировку, но Виктор Алексеевич не стал ждать ответа, а отошел к окну и замолк, снова сунув в рот дужку очков.

– Надо что-то делать, Настасья, – произнес он наконец. – На нас сильно давят.

– В связи с чем?

– А ты как думаешь? Труп депутата на фоне нераскрытого убийства сотрудников телевидения – это что, по-твоему, наплевать и забыть? Завтра брифинг руководства ГУВД, и журналисты наших с тобой начальников будут с какашками мешать, обвиняя в профессиональной несостоятельности. Мне начальников, как ты сама понимаешь, не больно жалко, но ведь они на нас отыгрываться будут. Нужно иметь хоть какие-то слова в запасе, а их нет как нет. Не хочу тебя ругать, но ведь по телевидению ты совсем ничего не делаешь.

– Я не успеваю, Виктор Алексеевич, – жалобно сказала Настя, в душе признавая его правоту.

– Все не успевают, – жестко ответил полковник. – Но все делают. И ты постарайся. Не ставь меня в трудное положение.

– Почему в трудное? – не поняла она.

– Потому что я вижу, что с тобой стало за то время, пока ты работала под Мельником. И вины своей с себя не снимаю. Конечно, утешаю себя тем, что так надо было для дела, что это было необходимо и целесообразно, но ты за это заплатила слишком дорого. Моя вина в том, что я это допустил и не защитил тебя. Но я не смогу быть к тебе снисходительным слишком долго. Восстанавливайся, приходи в себя и начинай работать как следует. Слышишь меня, Настасья?

– Слышу, – тихо сказала Настя. – Я исправлюсь.

Ей было стыдно. Мучительно стыдно. Колобок прав, она непростительно распустилась, стала вялой, медлительной, ищет любые поводы, только бы ни с кем не общаться, никого не видеть. Может, ей к врачу обратиться? Очевидно же, что нервы у нее после той эпопеи не в порядке. Врач. По всей вероятности, ей нужен психиатр. Или психоаналитик. В конце концов, почему бы и нет? Совместим приятное с полезным.

– Виктор Алексеевич, разрешите мне поработать с мужем Готовчиц.

Полковник надел очки и внимательно посмотрел на нее.

– Что еще ты задумала?

– Он производит впечатление человека не в себе. Опасается за свое психическое здоровье. Ему кажется, что за ним следят, и он видит в этом признаки надвигающегося безумия.

– И что дальше? Ты полагаешь, что он в припадке этого самого безумия прикончил жену?

– Не совсем так. Душевнобольные обычно не сомневаются в том, что здоровы. Если человек сомневается, значит, почти наверняка он не болен. Но Готовчиц вполне мог убить жену и теперь готовит хорошо аргументированную почву под признание невменяемым. Уж кому-кому, а ему-то прекрасно известно, как нужно симулировать психическое расстройство. И он вполне грамотно начал это делать не при аресте и последующей судебно-психиатрической экспертизе, а с самого начала, с Лесникова и меня.

– А как же частная сыскная фирма? Оставишь на потом?

– Да нет же, это все будет одновременно. Если муж убил Юлию Николаевну именно в связи с тем, что она стала заниматься его второй жизнью, то это же укладывается в одну схему. А если он убил ее совершенно независимо от ее сыщицкой деятельности, то все равно нужно им заниматься. Правда, время, потраченное на агентство «Грант», уйдет впустую, но без этого же не бывает, верно? В любом случае из всего, что мы делаем, процентов девяносто пять не дает результатов.

– Что-то ты больно оживилась, – недовольно пробурчал Гордеев. – То жалуешься, что не успеваешь работать по убийству телевизионщиков, а то собралась одновременно отрабатывать Готовчица и частных сыщиков. Крутишь?

– Никогда, – честно сказала Настя и улыбнулась. – Мне Игорь с самого начала говорил, что Готовчиц ему не нравится, а я как-то значения не придала. Теперь все больше и больше думаю о том, что мне этот психоаналитик тоже не нравится.

– Нравится – не нравится… Знаешь, как дальше?

– Знаю. «Спи, моя красавица», – процитировала Настя народный фольклор.