Черный список - Александра Маринина

– От кого пришла информация?

– Владислав Николаевич…

– Понял, понял, не дурак. Меня интересует, на кого ссылался твой информатор. На самого Литвака или на кого-то другого?

– Нет, Литвака не упоминали. Было сказано примерно так: «К председателю жюри подкатывались насчет Доренко, чтобы не давал ей приз».

– Ладно, я подумаю, что тут можно сделать. Давай, Сережа, двигай к Люсе и потряси ее хорошенько насчет вчерашнего дня. Опроси всех, кого найдешь, но мы с тобой должны понять, почему Ольга опоздала на пресс-конференцию. И обязательно поговори с Бабаяном еще раз. Знаешь, люди, беседующие вечером, очень часто упоминают о том, что произошло в течение дня.

Мы дошли до калитки дома номер восемь. За большим столом под навесом сидели Вера Ильинична и ее муж Григорий Филиппович в обществе хохотушки Ирочки. Посреди стола красовался огромный разрезанный арбуз. Все трое сосредоточенно поедали красную сочную мякоть, не обращая внимания на роящихся над их головами мух. Ни Татьяны, ни Лили с ними не было. Интересно, о чем можно так долго болтать?

– А где ваш друг? – спросила Ирочка, когда я проходил мимо них.

– Пошел домой. Просил поблагодарить за чай.

– Он очень симпатичный.

– Я ему передам, – пообещал я, усмехаясь. Ирочка в своем репертуаре.

– Передайте, пожалуйста, не забудьте. Пусть заходит.

Лилю и Татьяну я нашел на галерее возле нашей комнаты. Они вынесли второй стул и уселись рядом с открытым окном, чтобы свет падал на переносной компьютер «Note-book», который Татьяна держала на коленях. Пальцы пышнотелой блондинки бегали по клавиатуре с такой скоростью, что у меня в глазах зарябило. Мягкое щелканье клавиш слилось в один непрерывный звук.

– Приспосабливаете техническую революцию к писательскому труду? – пошутил я.

Мне показалось, что Татьяна смутилась.

– Это очень удобно, – сказала она, словно оправдываясь. – Я такая растеряха, ни одной бумажки найти не могу, все куда-то рассовываю и забываю потом куда. А так все в одном месте, и искать легко.

– Вот вместо того, чтобы читать любовные романы, училась бы у тети Тани работать на компьютере, – назидательно сказал я, обращаясь к дочери.

Лиля молчала, только глядела на меня укоризненно своими огромными темно-серыми глазищами.

– Она учится, – ответила вместо нее Татьяна. – У нас все на основе взаимности. Она мне – сведения о жизни школьников, я ей – навыки работы с текстовым редактором. Разве Лиля вам не говорила?

Я получил очередной щелчок по носу. В самом деле, каждый вечер я спрашивал Лилю, чем она занималась, и она коротко отвечала: «С тетей Таней разговаривала». В подробности я не вдавался, и, видимо, напрасно. Надо будет сегодня же начать наверстывать упущенное.

– А почему вы не пошли есть арбуз?

– Я еще свою норму не выполнила.

– Самодисциплина? – А как же. Без этого нельзя, иначе я вообще ничего не напишу. Я поспать люблю, в постели поваляться.

– И какая у вас норма?

– Десять страниц в день. Триста пятьдесят строк. Пока не сделаю – спать не ложусь.

– Вот видишь, Лиля, – строго обратился я к дочери. – У тети Тани норма триста пятьдесят строк, а ты ей мешаешь, отвлекаешь. Она из-за тебя спать не ложится. Даже арбуз есть не пошла. Кстати, а ты-то почему его не ешь? Ты же любишь арбузы.

– Мне с тетей Таней интереснее, – тихо проговорила Лиля, и ее бездонные глазищи наполнились слезами.

– Зачем вы так, Владислав, – упрекнула меня Татьяна. – Лиля нисколько мне не мешает. Она сидит тихонечко и смотрит, как я пишу.

– Разве вас это не отвлекает?

– Ничуть. Я привыкла работать в присутствии людей, отдельного кабинета мне пока не полагается.

– Танечка, а кем вы работаете?

Ее имя сорвалось у меня с языка раньше, чем я успел сообразить, что вообще впервые обращаюсь к ней по имени и впервые разговариваю с ней. И сразу «Танечка». Стасов, ты зарываешься. Какая она тебе Танечка? Она же тебя в упор несколько дней не видела. Но ее звучный голос действовал на меня завораживающе, и я уже забыл обо всем, кроме непосредственного предмета нашей с ней беседы.

– Я юрист.

– А точнее?

– Следователь.

Я бросил на Лилю уничтожающий взгляд. Интересно, сказала ли она Татьяне, кем работает ее родной папенька? И уж не этим ли обстоятельством объясняется отсутствие у Татьяны желания поближе познакомиться с отцом девочки, с которой она проводит так много времени?

Внезапно мне бросилось в глаза удивительное внешнее сходство их обеих. Ростом Лиля пошла в меня, и в свои восемь лет уже имела сто пятьдесят два сантиметра. Да и килограммами ее бог не обидел, они планомерно наращивались с того самого времени, как она стала проводить все вечера на диване с книжкой, фруктами и сладостями. Правда, волосы у Лили были такие же, как у меня, темно-русые, а у Татьяны – какие-то платиновые, зато глаза у обеих были совершенно одинакового цвета. Я поймал себя на том, что не далее как два часа назад мысленно назвал Татьяну «толстой коровой с поросячьими глазками», но ведь в тот момент она смеялась. Покажите-ка мне человека, у которого глаза остаются большими и выразительными, когда он хохочет, и можете бросить в меня камень. На самом деле глаза у девушки были нормального размера, не такие, конечно, как у Лили, но и не поросячьи. И потом, видел я ее по утрам, когда она расхаживала по двору в купальнике, а сейчас, вечером, на ней была надета длинная свободная юбка и трикотажная майка с глубоким вырезом, и выглядела Татьяна в этом наряде очень даже прилично. Во всяком случае, «коровой» я бы ее уже не назвал. Вообще, я привык всех женщин сравнивать с Ритой, у которой была безупречная фигура, хоть сейчас на конкурс красоты. Но ведь, в конце концов, даже это не удержало меня от развода. К тридцати пяти годам я хоть и несколько запоздало, но понял, что с фигурой ты только в постели лежишь, а живешь-то с человеком. И если к тому времени мне еще не надоело ложиться в постель с Риткиным роскошным телом, то жить в одной квартире с ее, мягко говоря, спорным характером я больше не мог.