Черный список - Александра Маринина

Он нашел нужный документ и бегло его просмотрел, потом едва заметно улыбнулся.

– Забавно получается. Первые свидетели в один голос утверждали, что ваша жена давно ревновала вас к убитой. А она, словно оправдываясь, подбрасывает нам Литвака. Литвак же, в свою очередь, категорически все отрицает. И как вы это объясните, Владислав Николаевич?

Я рассказал ему про наш с Ольгой обман и про девственно-чистую репутацию Игоря. Сергей слушал с интересом, весело хмыкал и кивал головой. Но в конце моего покаянного повествования вдруг посерьезнел.

– Почему я должен вам верить? Может быть, вы – друг Литвака и говорите сейчас неправду, чтобы выгородить его.

– Может быть, – сердито откликнулся я. – Попробуйте опросить всех участников фестиваля, и если хоть одна живая душа заикнется о романе Ольги и Игоря – можете плюнуть мне в лицо. Потому что этого романа не было, это плод нашей фантазии. Вам назовут с десяток любовников и поклонников Ольги, но среди этих имен не будет имени Литвака, это я вам гарантирую.

От злости я даже не заметил, как стал обращаться к нему на «вы». Внезапно Сергей улыбнулся открыто и весело, хотя глаза его по-прежнему были голодными и какими-то грустными.

– Хорошо, что вы пришли, Владислав Николаевич, а то я уже совсем замучился. Работаю первый год, опыта мало, а тут такое… Звезда, претендентка на первую премию.

Он умолк и поглядел куда-то за окно. Я проследил за его взглядом и не увидел ничего интересного, кроме розового фасада большого здания, напоминавшего обком партии.

– Владислав Николаевич, мне сложно говорить… Одним словом, наше начальство залетных помощников не жалует. Я бы хотел спросить вашего совета, тем более что вы хорошо знали Доренко и ее окружение, но мне за это голову снимут. Советчик у нас один.

– Это который в двенадцатой комнате сидит? – догадался я.

– Он самый, – усмехнулся Сергей.

– И какой же выход? Сделать вид, что я сюда не приходил и ты меня не знаешь?

– Нет. Я включаю вас в список свидетелей и на этом основании могу общаться с вами сколько угодно. Только для этого вам придется хотя бы иногда приходить сюда. Вы располагаете ценной информацией…

– Нет, Сережа, этот фокус у тебя не пройдет. Твое начальство меня видело и весьма нелюбезно выставило вон. Если ты попробуешь выдать меня за свидетеля, завтра же я окажусь в двенадцатом кабинете, и допрашивать меня будет его хозяин, а не ты. И вообще, с чего ты взял, что я собираюсь тебе помогать, а? Я, между прочим, в отпуске.

Лицо его вмиг осунулось и окаменело. Конечно, я был груб, но после странного разговора с его начальником у меня не было оснований для благодушия.

– Если вы сюда пришли, чтобы рассказать о Литваке, значит, вы хотели помочь нам, чтобы мы не тратили напрасно силы и время на эту версию.

– Я хотел помочь не вам, а Игорю. У него очень ревнивая жена, которой он ни разу в жизни не изменял. Если будет скандал, ему вовек не отмыться, ты это понимаешь? Можно всю жизнь ему искалечить, и его жене, кстати, тоже, не говоря уже о детях.

– Значит, я не могу на вас рассчитывать?

Он смотрел на меня, как смотрят больные щенки, выброшенные на улицу безжалостными хозяевами. И я вдруг подумал о том, что он всю ночь не спал, что таких преступлений, как убийство кинозвезды Ольги Доренко, в его небогатой практике еще не было, что он безумно боится «провалить» работу и наплевать ему в этом случае на самолюбие. Ему действительно нужна помощь. Проведя полночи в компании полупьяных киношников, он, наверное, пришел в ужас от того количества сплетен, домыслов, грязи и откровенной злобы, которое вылилось на него. Кино – это свой мир, и, чтобы разобраться в связывающих людей взаимоотношениях, нужно покрутиться в этом мире не один год. И я дрогнул.

– Сколько человек работает по этому делу?

– Все, кто свободен и есть в наличии. Но у нас завал, на все времени не хватает, поэтому работать будут все понемногу.

– Основные есть? Или у вас дитя без глазу окажется?

– Боюсь, что окажется. Но основных – трое.

– Кто еще, кроме тебя?

– Паша Яковчик и Валентин Иванович Кузьмин. Они сейчас в гостинице людей опрашивают.

– Паша, стало быть, молодой, а Кузьмин – постарше? – хмыкнул я.

– Валентин Иванович мой наставник, – вздохнул Сергей. – У него стаж больше двадцати пяти лет.

– А чего вздыхаешь так тяжело? Не помогает наставник, что ли?

Он посмотрел на меня своими щенячьими глазами, и мне захотелось погладить его по голове и почесать за ухом.

– Пьет он. Ему уже ни до чего дела нет.

– Так, понятно. С наставником мы кашу не сварим. А Паша? Он что за человек?

– Паша хороший парень, но у него контракт кончается. Он, когда в школу милиции поступал, подписал контракт на пять лет. После окончания школы уже четыре с лишним года прошло. Он уж и место себе присмотрел, начальником службы безопасности какого-то банка уходит. Тоже за лаврами не гонится.

– А ты, выходит, гонишься?

– Я для коммерции не гожусь. Буду здесь работать, пока не выгонят.

Да, парень, не повезло тебе, подумал я сочувственно. Из двоих напарников один – престарелый алкаш, другой равнодушно дослуживает оставшиеся месяцы. За нераскрытое убийство их из органов не уволят, а благодарности в приказе им не нужны. Короче, задницу рвать на этом убийстве придется только тебе одному.

– А что у нас со следователем? – поинтересовался я.

– Нормальный мужик, – как-то неопределенно ответил Лисицын. – Я его мало знаю.

Я посмотрел на часы. Лиля сидит на скамейке в ожидании нерадивого папаши уже час. Я, конечно, могу дать руку на отсечение, что она никуда с этой скамейки не сдвинется и с чужим дядей не уйдет, она у меня вышколена в этом отношении. Но совесть-то родительскую надо иметь!