Последняя жатва - Ким Лиггетт

Но сколько бы я ни искал всему этому разумных объяснений, какая-та часть моего сознания не перестает гадать, не так ли все начиналось и у отца. Возможно, это шизофрения.

Возможно, она у меня в крови.

Я запускаю пальцы в волосы и как могу расчесываю их, глядя на наш дом. Дом, который мои предки построили там, где ничего не было. Мне надо собрать волю в кулак. Сами собой поля не уберутся.

Я заставляю себя повернуть ключ в зажигании. Комбайн начинает урчать и оживает с такой легкостью, что я ошеломлен.

Как будто он меня ждал.

Глава 6

К тому времени, когда я замечаю мерцающий огонек на крыльце, сумерки уже превращаются в темноту. Я работал в полях с такой сфокусированностью на своем деле, которую может дать только наитяжелейший дет-метал. Выйдя из кабины и спустившись на землю, я чувствую себя совершенно измотанным, но голова у меня по-прежнему идет кругом.

На сей раз Умничка не спрашивает меня, сколько акров я убрал, но я вижу, что она сгорает от нетерпения, это видно по тому, как она сжимает в ручке пакетик для наклеек. Я засовываю в него руку и достаю шесть золотых звездочек. Она напевает себе под нос какую-то простенькую мелодию, наклеивая их в квадраты. Отойдя назад, чтобы полюбоваться своей работой, она вкладывает тонкую ручонку в мою руку.

– Ты уже наполовину закончил.

В этом вся Умничка – для нее стакан может быть только наполовину полон.

– Клэй? – кричит мама из кухни. – Ужин готов.

– Наконец-то. – По лестнице, стуча подошвами, спускается Джесс.

– Ты была сегодня возле заправки Мерритта? – спрашиваю я, стараясь говорить тихо.

Джесс испускает тяжелый вздох.

– А тебе-то это зачем?

– Я видел там этого сопляка Уиггинса.

– Ну и что?

– А то, что я хочу, чтобы ты держалась от него подальше. И от тамошнего леса. – Она картинно закатывает глаза, всем своим видом показывая, как от меня устала. – Я серьезно, Джесс.

– Я умираю от голода. – Она протискивается мимо меня. – Как глупо, что мы не садимся ужинать без тебя. Тоже мне, царь горы… совсем как отец.

Я хватаю ее за локоть и дергаю назад.

– Я совсем не такой, как отец.

Она потрясенно смотрит на мою руку, сжимающую ее локоть, и выдергивает его.

– Отстань от меня, псих.

– Прости, я не хотел… – Но она уже ушла на кухню.

Мы сидим на своих обычных местах, и мама делает за нас абсолютно все. Я постоянно говорю ей, что ей незачем так утруждаться, но думаю, это помогает ей не зацикливаться на своих переживаниях и не оставляет времени для тяжелых мыслей.

Во главе стола стоит пустой стул отца, похожий на призрак. Мы никогда не говорим об этом, но так уж заведено у Тейтов – в своих страданиях мы сохраняем честь. Ведь трагедии случаются в жизни то и дело, верно? Так почему они должны обходить стороной нас? Сразу после похорон, во время одного из своих приступов, мама сказала мне, что, по ее разумению, это Божье наказание за то, что она имеет так много – здоровых детей, благополучную ферму. Но я этому не верю – даже Бог не может быть таким говнюком.

Умничка начинает читать молитву, произносимую перед трапезой. Всякий раз, когда она произносит звук «с», через дырку на месте ее двух передних зубов вырывается тихий свист. Я теперь никогда не молюсь перед трапезой. Мне это кажется неуместным.

– И Боже, благослови сегодняшний вечер пирога из всякой всячины. Аминь.

Вечер четверга, вечер пирога из всякой всячины. Обычно в такие вечера в форму для запекания кладется все, что не съедено с начала недели, заливается мясной подливой и покрывается тестом, чтобы получилась корочка. Звучит неаппетитно, но получается довольно вкусно.

Джесс берет себе лучший кусок, тот, который пекся в задней части духовки, так что корочка на нем получилась по-настоящему хрустящей, а маме всегда остается самая худшая часть – непропеченный кусок из середины. Она уверяет, что любит эту часть больше всего, но все равно никогда к ней не притрагивается. Просто двигает ее вилкой по тарелке, один круг, другой, третий и так далее, пару раз коля ее зубьями для полноты картины.

Каждый в семье по-своему справлялся с тем, что на нас свалилось, но иногда мне кажется, что именно мама взяла на себя самое худшее из того, что это нам принесло, – позор.

– Как у тебя дела с пшеницей? – спрашивает мама, а я отвожу глаза. Не могу и дальше смотреть, как она делает вид, будто ест.

Умничка гордо выпрямляется:

– Все по графику, осталось сорок четыре акра.

Я чувствую, как она стучит по ножке своего стула, несомненно, ровно сорок четыре раза.

– Мне нужны новые шмотки, – говорит Джесс так, что это звучит скорее не как просьба, а как требование.

Я коплю деньги на обучение Умнички в школе Всех Святых, но пока не хочу, чтобы об этом кто-то узнал. Скажу только после того, как ее примут.

– Знаешь, я ни за что не дам тебе заработанных потом и кровью денег, которые мы получим за урожай, чтобы ты накупила себе одежды, в которой все равно собираешься прорезать дырки.

Джесс открывает рот как можно шире, чтобы показать мне полупережеванную еду.

Умничка хихикает:

– А вот мне не нужна новая одежда.

– Кто бы сомневался. – Джесс мерит ее взглядом с головы до ног. – Да тобой не заинтересуется ни один парень, разве что это будет граф Дракула.

Умничка с силой пинает ее под столом. Мы с мамой не обращаем на это внимания. Если тебя пинает Умничка, то, скорее всего, ты это заслужил.

– Завтра ведь важная игра на домашнем поле, – говорит мама, с тихим возгласом устремив взгляд на стену, где раньше висел календарь, как будто она по-прежнему видит и календарь, и обведенную кружком дату. – Сегодня вечером тебе нужно съесть еще один кусок пирога. Как-никак завтра тебе понадобится вся твоя сила.