Колдовской мир. Год Единорога - Андрэ Нортон

Однажды разразилась великая битва, после которой был принят закон: отныне все наделенные от рождения неуемным духом должны отправляться в изгнание, дабы не навредить благополучию нашего племени. Они будут скитаться по миру до тех пор, пока звезды не изменят своего положения на небесном своде, и лишь после этого смогут найти ворота в свою страну. Если изгои справятся с испытанием, им будет дозволено вновь увидеть родную землю.

– Но в Высшем Холлаке говорят, что не было такого времени, когда бы люди не знали о Всадниках…

– Потому что в мире людей время течет по-другому. Однако близится день, когда мы достигнем ворот. И даже если с испытанием мы не справимся – наш род не будет прерван. Когда мы исчезнем, вместо нас здесь будут жить наши дети.

– Дети-полукровки. Но разве чистая кровь не сильнее?

– Так и есть. Но не забывай, миледи: мы искусны не только в наведении чар.

– И сколь долговечна власть этих чар? – спросила я, обводя взглядом моих счастливых подруг. Каждая из них с обожанием взирала на своего спутника, не замечая ничего и никого вокруг.

– Сколько того пожелают хозяева плащей.

– А я?

– Ты? Пожалуй, заклинание, сплетенное несколькими колдунами, и могло бы ввергнуть тебя во власть иллюзии, но я не уверен. Одно могу сказать наверняка: лучше притворись, что ты уже в этой власти. Ибо среди нас есть те, кто не обрадуется присутствию существа, волю которого они бессильны подчинить себе. И это великое счастье, госпожа моя!

Перемена в его словах и голосе была столь внезапной, что я вздрогнула и насторожилась. Позади нас кто-то стоял. Однако я не подала вида, что знаю об этом, и, подобно своим заколдованным подругам, во все глаза смотрела лишь на мужчину рядом с собой.

Некто за нашими спинами не издал ни звука, но я отчетливо ощущала его эмоции. Это была не ненависть – столь сильное чувство мы приберегаем для равных себе или тех, кто превосходит нас, – а скорее ярость. Ярость, вызванная тем, что недостойный посмел встать на пути воли, доселе считавшейся непререкаемой. Не знаю, почему я так была в этом уверена, – возможно, магия этого места обострила мои чувства.

– Приветствую, Халс! – обратился Херрел к тому, кто стоял у меня за спиной. – Присядь, выпей за невесту!

Как-то раз во время праздничных гуляний в Норстеде мне довелось увидеть, как двое мужчин сошлись в шуточной схватке…

– За невесту? – переспросил глумливый голос. – В кои-то веки Херрел Криворукий не опростоволосился с заклинанием. Ну, давайте взглянем на ту рыбку, что прельстилась твоей приманкой.

Херрел молниеносно вскочил на ноги. Будь у него в руках меч, он бы обнажил его, не раздумывая.

– Господин? – Изо всех сил разыгрывая из себя ничего не понимающую невесту, ослепленную своим избранником, я взяла Херрела за руку. Кожа у него была прохладная и гладкая. – Что с тобой, господин мой?

Он рывком поднял меня на ноги, и теперь наконец я смогла обернуться. Подошедший к нам мужчина был немного выше Херрела, такой же стройный и мускулистый, но намного шире его в плечах. Одежда его отличалась лишь по цвету: штаны и сапоги были сшиты из ржаво-коричневого меха, а на пряжке ремня поблескивали маленькие красные камешки. Лицом мужчина походил на Херрела – они могли бы быть братьями или близкими родичами, – однако сходство было лишь внешним. От незнакомца веяло такой непримиримой злобой, гордыней и высокомерием, что на ум мне тут же пришла мысль об изгоняющем демонов зеркале – сейчас оно было бы весьма кстати. Я почувствовала себя беспомощной мышкой, что вот-вот погибнет в хищных когтях птицы, однако именно этот страх придал мне сил. Я приготовилась защищаться.

– Госпожа. – Херрел крепко сжал мою руку. – Позволь представить тебе Всадника из нашего племени. Это Халс Сильнорукий.

– О мой господин, – ответила я, мужественно играя свою роль, – для меня большая честь познакомиться с вашим славным соратником.

В глазах Халса вспыхнули красные огоньки. Он улыбнулся, и улыбка эта была равносильна удару тонкого хлыста по обнаженной коже.

– Какая красавица. Воистину, Херрел, в кои-то веки удача от тебя не отвернулась. Но что скажете вы, миледи? Не считаете ли вы, что вас удача обошла стороной?

– О чем вы говорите, господин? Клянусь милосердным Пламенем, сегодня счастливейший день в моей жизни!

Теперь, сама того не желая, удар нанесла я. Губы его по-прежнему были растянуты в улыбке, но я-то видела, что за ней бушует настоящий ураган чувств, который он сдерживает лишь усилием воли.

– Да продлится это счастье вечно, госпожа.

Он поклонился и, не сказав больше ни слова, ушел.

– Чему быть, того не миновать, – произнес Херрел. – Война началась. Отныне, Гиллан, будь осторожна. Следи за каждым своим словом, взглядом, улыбкой – и даже мыслью. Халс был уверен, что уж он-то уедет отсюда с невестой, но там, где победа его была несомненной, преуспел не он и не кто-то иной, а я – и оттого он взбешен еще больше.

Тут я увидела, что остальные пары поднимаются со своего травяного ложа.

– Пора в путь?

– Да, идем.

Он обнял меня за талию и повел прочь от цветущих деревьев, к месту, где стояли лошади.

Мы снова очутились во владениях зимы. Скакуны, ожидавшие нас, имели странный окрас: шкура их вперемешку была покрыта черными и серыми пятнами, отчего животные, стоило им шевельнуться, до того сливались с зимним ландшафтом, что становились невидимы человеческому глазу.

Лошади были под стать самим Всадникам: высокие, стройные, тонконогие, – в Долинах я таких никогда не встречала. Седла, покрытые меховыми шкурами, были меньше обычных и не столь громоздкие. К некоторым были привязаны сумки, но я не заметила, чтобы кто-то торопился наполнить их тем, что осталось от нашего пиршества на поляне.

Херрел остановился возле одной из лошадей. Та повернула голову и окинула меня внимательным, разумным взглядом.

– Это Раткас, – сказал Херрел. – Она будет служить тебе.

Кобыла по-прежнему смотрела на меня так, будто оценивала, достойна ли я этой чести. Я приблизилась и положила ладонь ей на шею. По коже животного пробежала дрожь. Раткас вскинула голову и тихонько заржала. Остальные лошади – все как одна – повернули морды в нашу сторону.