Колдовской мир. Год Единорога - Андрэ Нортон

– Я недостаточно знакома с ними, чтобы судить…

– И все же твои догадки?

– Немногие.

Возможно, суждение вышло резким, однако, вспомнив, как в ущелье девицы испуганно жались друг к другу и недовольно роптали, я решила, что не так уж и далека от истины.

– Именно. И это дает еще одно преимущество нашим врагам.

– Как же быть?

Он пожал плечами:

– Отправим вперед разведчиков, чтобы они отыскали быстрый обходной путь. Будем надеяться, нам удастся избежать битвы.

Но надеялся он напрасно.

Вскоре мы снова отправились в путь. Через час почти все Всадники, не имевшие жен, отделились от нас и галопом умчались на восток, а трое остались, чтобы нас сопровождать. Они скакали взад-вперед вдоль колонны, напоминая пастухов, перегоняющих стадо скота. Одним из них был Халс. Каждый раз, как он поворачивал голову, глаза медведя на его шлеме зловеще блестели, и казалось, будто это не просто украшение, а живой зверь, зыркающий по сторонам и примечающий все вокруг.

Зимние сумерки сгустились быстро и незаметно. Теперь наша дорога пролегала не по лесу, а петляла меж скальных выступов, увенчанных шапками снега. Конь Херрела перешел на медленный шаг, и я развернула свою кобылу, чтобы поравняться с ним. К тому времени наш отряд уже почти скрылся из виду.

– Что тебя тревожит?

– Сам не знаю. Беспокоиться словно бы не о чем, но…

Не договорив, он резко обернулся, задрал голову, раздувая ноздри. Рука его взлетела в воздух, призывая меня прислушаться.

Я услышала лишь затихающий топот копыт и поскрипывание седел. Но Халс или другой Всадник наверняка скоро обнаружит, что мы отстали, и бросится за нами.

Херрел спрыгнул на землю. Он поднял голову, но выражение его лица, скрытого тенью серебряной кошки на шлеме, я прочесть не могла.

– Уезжай!

Он опустился на одно колено и принялся ощупывать ноги коня над копытами. Вдруг пальцы его застыли, тело напряглось.

– Что происходит? – снова спросила я.

И в тот ж момент раздалось пение – оглушающее, заунывное, пронзительное пение. Конь Херрела заржал и вскинулся на дыбы, отбросив Херрела мощным ударом копыт.

Моя кобыла, точно обезумев, пустилась в бешеный галоп. Я схватилась за поводья и, призвав на помощь всю свою волю, мысленно приказала лошади остановиться. Тщетно. Тогда я вцепилась ей в гриву, прижалась к шее и тут же почувствовала жжение на груди, словно в кожу мне впился раскаленный уголек. Мой амулет! Я нащупала мешочек, дернула его несколько раз, пытаясь разорвать шнурок, и, когда мне это удалось, прижала амулет к потной лошадиной шее. Что побудило поступить меня так, а не иначе – объяснить этого я не могла. Как и все свои поступки, совершенные за последние несколько дней.

Дикое ржание, напоминавшее скорее полный ужаса женский крик, тут же прекратилось, кобыла замедлила шаг и, повинуясь наконец моей воле, развернулась и поскакала назад. Наших лошадей напугала не какая-то непостижимая шутка природы, а чье-то намеренное воздействие, это было ясно как день.

Я боялась, что заплутаю среди этих одинаковых скал, но все равно подгоняла кобылу вперед, прижимая к взмокшей от пота шкуре амулет. Я чувствовала, как животное сотрясает дрожь; сам воздух будто сгустился и стал омерзительно липким от страха.

Вдруг позади я услышала топот копыт, и пару мгновений спустя со мной поравнялся Халс. Плащ за его спиной хлопал на ветру, в глазах горел огонь – такой же, как и в глазах медведя на его шлеме. Он наклонился, намереваясь схватить мои поводья. Я попыталась отбросить его руку, при этом амулет, зажатый в моих пальцах, задел его обнаженное запястье.

Халс взревел от боли, как будто его стегнули по руке хлыстом. Его лошадь, громко заржав, отпрянула, и он отстал от меня. Я же, понукая кобылу, помчалась туда, где в последний раз видела Херрела.

Конь его, расставив ноги и опустив морду до самой земли, стоял на том же месте. Когда я приблизилась, он задрожал и дернулся в сторону, однако убегать не стал. А за ним, на выступе скалы, лежало существо, представшее передо мной сегодня ночью в лунном свете.

«Это человек, человек! » – кричал мой разум, сражаясь с нахлынувшим страхом, однако на сей раз рассеять иллюзию ему не удалось.

Громадная кошка меня даже не заметила. Взгляд горящих зеленых глаз был устремлен на склон, над головой плясали язычки бледно-зеленого пламени.

– Херрел!

Забыв о всякой осторожности и желая лишь одного – вновь видеть перед собой мужчину, а не зверя, я соскользнула с седла и бросилась к скале. Кошка, заслышав мой голос, спрыгнула со скалы, перемахнув через парализованного страхом коня.

Шерсть на ее спине встала дыбом, уши прижались к голове, хвост неистово молотил по земле. Не отрывая взгляда от дороги, она вдруг открыла пасть и завыла.

Конь Херрела пронзительно заржал, моя кобыла рванула с места в галоп. Вой перешел в рычание, и кошка, припав животом к земле, скользнула в просвет между скалами. Я же, чувствуя, как земля уходит из-под ног, вжалась в каменную стену и затихла.

Что-то больно обожгло ладонь, и только тогда я вспомнила, что до сих пор сжимаю амулет. Перехватив его за шнурок, я опустила руку и вдруг заметила, что из щели в скале торчит какой-то странный предмет – стержень длиною в половину моей руки. Он засветился, когда амулет оказался вблизи него. Я вдруг ощутила столь глубокое отвращение, что не раздумывая вырвала стержень из камня, швырнула на землю и несколько раз топнула по нему каблуком, пока он не разлетелся на мелкие щепки.

– Харру-у-у! – эхом разнеслось по долине.

Это кричал человек. Следом раздались еще крики вперемешку со звериным рычанием, и мимо меня с быстротой, поразительной для такого грузного животного, пронесся медведь. Над головой захлопала крыльями какая-то громадная птица, а перед глазами промчались два чудовищной величины волка – серый и черный – и еще одна горная кошка с черными пятнами на оранжево-красной шкуре. Всадники приняли вызов.

Я не видела битвы людей и чудовищ, но последние, кажется, одерживали верх, ибо воздух сотрясали нечеловеческие, леденящие кровь крики. Скрючившись у подножия скалы, прижав ладони к ушам, я вдруг принялась молиться. Я, которая считала службы в аббатстве пустой тратой времени, сейчас взахлеб бормотала молитвы, свято веря в то, что их сила защитит меня от творящегося вокруг кошмара.