Когда боги смеются - Александра Маринина

Если спросить у среднестатистической молодой девушки, какое слово в наибольшей степени будоражит ее воображение, то в девяноста восьми случаях из ста она ответит: любовь, жених, свадьба, прекрасный принц или что-то еще из этого же ряда. Однако Женя относилась как раз к тем особенным двум случаям, которые не укладывались в статистический ряд, ибо уже лет с двенадцати самым волшебным и загадочным, самым манящим и одновременно пугающим словом для нее было ТЮРЬМА. Будучи маленькой девочкой, она с дрожью и восторгом читала «Один день Ивана Денисовича», «Записки Серого Волка» и «Одлян, или Воздух свободы». Став постарше, Женя начала читать и документальную литературу, и публицистику, покупала видеокассеты с американскими фильмами о тюремных нравах. Отец этого увлечения не одобрял, но каждый раз отступал, услышав от дочери, что она собирается стать адвокатом и защищать права человека, лишенного свободы. Это звучало чем-то вроде идеологии будущей карьеры, и возразить тут было нечего. Если бы Женя сказала ему правду… Но правды она отцу уже давно не говорила.

Людям свойственно любить себя, и это нормально. Еще Карнеги в книгах тридцатилетней давности учил нас, что самым сладостным звуком для человека является его собственное имя. И что бы там ни говорили высокопарные литературоведы, самыми любимыми книгами становятся те, в которых человек читает о своей жизни и о героях, похожих на него самого. Именно поэтому Женю так привлекали книги о тюрьмах и вообще о местах лишения свободы.

Окна ее комнаты выходили на солнечную сторону, и от яркого света она проснулась, когда не было еще и половины седьмого. И тут же привычно потянулась за книгой. Пока отец не встал, можно перечитать в тысячный раз особо любимые страницы из романа Стивена Кинга «Побег из Шоушенка». Сколько же душевных сил нужно иметь, чтобы терпеливо отбывать срок за то, чего не совершал! И кропотливо, изо дня в день, годами, не торопясь и не впадая в отчаяние, готовить побег. Никогда, никогда не стать ей такой же сильной духом, умной и изворотливой, но можно хотя бы восхищаться теми, кто сумел стать таким.

В семь пятнадцать Женя встала и направилась в ванную. На утренний туалет ей полагалось четверть часа, после чего, ровно в половине восьмого, она освобождала ванную для отца и готовила завтрак, пока тот умывался и брился. С семи сорока пяти до восьми тридцати – завтрак и одевание, с восьми тридцати до восьми пятидесяти – дорога на работу. Еще десять минут отводилось на то, чтобы привести в порядок себя и рабочее место и приготовиться к трудовой вахте. И так изо дня в день.

– Значит, так, Евгения, – начал отец, усевшись за стол и налив себе кофе. – В этом году ты будешь отдыхать с первого июля.

Женя настороженно подняла голову, пытаясь не выдать радостного ожидания. Все-таки она уже не школьница, она работает, и, может быть, отец наконец перестанет считать ее ребенком и устроит нормальный отпуск, не детские каникулы, а именно отпуск. Возьмет ее с собой к морю или куда-нибудь в Европу, куда обычно ездит сам.

– Сначала мы с тобой поедем на машине в Петербург по радищевским местам, возьмешь тетрадочку и будешь все записывать. Предварительно перечитаешь «Путешествие из Петербурга в Москву», и мы с тобой объедем все деревни, о которых писал Радищев. Потом поедем к дяде Севе на Жигулевское море, там отличная рыбалка.

– Папа, но я не люблю рыбалку, – робко возразила Женя, поняв, что надежды и на этот раз не сбылись. Впрочем, отпуск ведь большой, на поездку в Питер – максимум три дня, у дяди Севы – еще недельку, а оставшееся время? Может быть, отец предложит ей то, о чем она мечтает.

– А ты и не будешь сидеть с удочкой, никто тебя не заставляет. Рыбалка – это для меня. А ты возьмешь «Войну и мир», все четыре тома, и будешь читать.

– Но я уже читала, папа! Мы «Войну и мир» в школе проходили.

– Ничего, перечитаешь, освежишь в памяти, закрепишь. Это великое произведение, его не грех перечитывать, тем более ты повзрослела с тех пор и сможешь увидеть роман совсем другими глазами. Изречения будешь записывать в тетрадку, я проверю. С дядей Севой будешь заниматься английским, понемногу, часа по два-три в день, этого достаточно. Отпуск все-таки, – он ободрительно улыбнулся дочери.

– А потом? – осторожно спросила Женя.

– А что потом? – удивился отец. – Потом ты вернешься в Москву и выйдешь на работу, мои обязанности будет исполнять Артур Андреевич, и ты должна работать у него секретарем, как и у меня. Ты еще слишком мало работаешь, тебе не положен большой отпуск. Ты вернешься, а я поеду на Майами на две недели. Пока меня не будет, с тобой поживут Григорий и его жена, они за тобой присмотрят. Подай масло, пожалуйста.

Отец деловито намазал на кусок белого хлеба масло и джем, откусил и принялся с аппетитом жевать, поглядывая на экран телевизора, где как раз начался очередной утренний блок новостей.

– Папа, ну давай поедем на море, – жалобно попросила Женя. – Все ездят на Средиземное море, в Турцию, в Испанию. А это Жигулевское море – оно же не настоящее, и комары там…

– Мала ты еще по заграницам разъезжать, – отрезал отец. – Ты пока еще на билет в один конец себе не заработала, а туда же, отдыхать собралась. От чего отдыхать? Ты что, переработала? Переутомилась? В общем, так, Евгения, расписание на отпуск я тебе составил, так что готовься, читай Радищева, выписывай в тетрадочку географические названия – я проверю.

Женя опустила голову, поняв, что сопротивление бесполезно, и изо всех сил боролась с подступающими слезами. Сделав несколько судорожных глотков, допила чай и ушла в свою комнату. Там она бросилась на диван и горько заплакала, обняв подушку. «Раечка, миленькая, дорогая моя, золотая, единственная, – думала Женя, – зачем ты меня оставила один на один с этим чудовищем? Зачем ты умерла? Мне было так хорошо с тобой, ты защищала меня, баловала, ты мне все разрешала и старалась, чтобы папа не узнал. А теперь тебя нет, и никто меня не спасет и не защитит. Я живу как в тюрьме, а мой родной отец – самый жестокий и непреклонный надсмотрщик, какого только можно представить. У меня никого нет на всем свете, никто не поможет мне, никто не поддержит. Только он, мой неизвестный и таинственный друг, но где он? Кто он? »