Закон трех отрицаний - Александра Маринина

Зоя Петровна проводила глазами старшую дочь, скрывшуюся в комнате родителей, и в очередной раз мысленно возблагодарила судьбу за то, что Анита стала такой мудрой и доброй.

Через полчаса вся семья сидела за обильно накрытым столом. Зоя Петровна зорко следила за тем, чтобы тарелки у всех были полны, и краем уха прислушивалась к разговору между дочерьми.

– Ты Валерку давно не видела? – спросила Любочка у Аниты.

– Недели две, наверное. Он в командировку уезжал, недавно только вернулся. А что?

– Я вчера с ним встречалась, – Люба понизила голос. – По-моему, с ним что-то не то. Ты не замечала?

– Да нет вроде бы. С женой у него не то, это точно. А с ним самим все в порядке.

– Нет, Анита, он вчера странный был какой-то… напряженный. Разговаривает со мной, а сам о чем-то другом думает, отвечает невпопад.

– Значит, на работе проблемы, обычное дело, – беззаботно ответила Анита. – Хотя…

– Что? – встрепенулась Люба, даже вилку положила.

– Нет, ничего, Любаша. Ничего, – Анита покровительственно похлопала сестру по руке. – Не беспокойся. У Валеры бизнес, а там в любой момент могут возникнуть неприятности.

Зоя Петровна тихо радовалась. Мало того, что Анита вернулась в семью, мало того, что с Любочкой подружилась, так она и с Валерой общается, и Любочку с ним познакомила. Станислав Оттович был в шоке от того, что молодая кинозвезда променяла его на мастера из автосервиса, да еще на несколько лет моложе себя, и единственным способом выхода из шокового состояния ему виделась новая женитьба. Женился он, как и в первые два раза, на девушке девятнадцати лет от роду. Он еще Зое в свое время объяснял, что девятнадцать лет для него возраст магический. Восемнадцать – слишком близко к несовершеннолетию, а двадцать – это уже двадцать, это уже не то. Только девятнадцатилетняя девушка имела шанс стать женой Риттера.

Станислав Оттович женился очень быстро, и сын в новом браке появился меньше чем через год после рождения Любочки. Риттер никогда не делал попыток познакомить Аниту с единокровным братом, он вообще словно забыл о существовании дочери. Конечно, Аните было обидно, но она сумела переступить через свои детские чувства и после смерти отца познакомилась наконец с Валерием и его матерью и женой. А потом и Любочку с ними познакомила. Они стали хорошими друзьями. Ведь как это неправильно, когда на свете живут родные люди и не видятся друг с другом. Анита росла одна, на маленькую сестренку внимания не обращала, да и некогда ей было, все училась, занималась, а когда к мужу переехала, Любаша только-только в школу пошла. Так что и младшая девочка, считай, без сестры выросла. И Валерик всю жизнь был один. Зато как хорошо, что они теперь все вместе – две сестры и брат! И пусть Любочка с Валериком не родные, все равно они брат и сестра, настоящие друзья. Какая же Анита молодец, какая же умница!

Зажужжал мобильный телефон, висящий у Любы на поясе джинсов.

– Да, слушаю, – по-деловому порывисто ответила она на звонок и тут же залилась краской, занервничала.

– Сейчас, минутку, здесь шумно, я выйду в коридор, – быстро проговорила она и стала протискиваться между стульями к выходу из комнаты.

«И ничего здесь не шумно», – машинально подумала Зоя Петровна, начиная собирать грязные тарелки, чтобы накрывать сладкий стол. Взглянув на старшую дочь, поймала насмешливое выражение ее лица и поняла, что Анита думает примерно то же самое. Отчего-то Люба не захотела разговаривать при всех, хотя своих кавалеров никогда от семьи не прятала и отношений с ними не скрывала. Что бы это значило?

Со стопкой тарелок в руках Зоя Петровна вышла в коридор и направилась в сторону кухни. Любы в коридоре не было, но ее приглушенный голос доносился из ванной. Зоя Петровна подошла поближе, остановилась, прислушалась. И не поняла ни слова. Дочь говорила по-немецки. Зоя Петровна могла отличить немецкий язык на слух, но знала в общей сложности, наверное, пять слов, может, семь. Так что сути разговора, как ни силилась, уловить не могла.

Расставляя на столе чайные и кофейные чашки, она снова наткнулась на глаза Аниты. На этот раз в них был вопрос, а не насмешка.

– Ты представляешь, – тихонько сообщила Зоя Петровна, – она там заперлась в ванной и разговаривает по-немецки.

– По-немецки? – недоумевающе переспросила Анита. – Ты уверена?

– Ну конечно. Не забывай, кем был твой отец. Уж немецкий-то язык я как-нибудь отличу от любого другого.

– Странно, – задумчиво произнесла Анита и нахмурилась. – Очень странно.

* * *

Они всегда встречались в маленьких уютных барах, занимали столик в углу и старались не беседовать слишком долго. Майор Харченко вовсе не стремился к тому, чтобы о его регулярных встречах с журналистом знала широкая общественность. Издание, которое представлял Петр Маскаев, называлось «Вестник бизнеса» и было одним из самых многотиражных в стране, и информация, которую Харченко периодически «сливал» своему приятелю, немедленно обретала форму скандального журналистского расследования. Тиражи газеты обеспечивали издателям высокие доходы, а это, само собой, вело к тому, что и платили за информацию, не жадничая. Скудное майорское жалованье Владимира Харченко весомо подкреплялось поступлениями из издательского кармана, что позволяло ему существовать если не роскошно, то вполне безбедно. У него были собственные источники информации, и получаемые от них сведения он делил на те, которые можно преобразовать в уголовное дело, и те, которые для правосудия были слабоваты или не подходили вовсе, но для скандала в прессе вполне годились. Вот эти-то сведения он и отдавал, разумеется, небезвозмездно, Петру Маскаеву. И не только ему одному, газет-то много…

– Любопытная история. – У Маскаева горели глаза, он, слушая майора, уже представлял себе заголовок и даже составил в уме две первые фразы. – Надо же, такие люди уважаемые, такой фонд громкий, репутация безупречная – и такие грязные махинации. А эта фирма подставная, через которую деньги крутятся, как называется?

– «Практис-Плюс». Все было бы шито-крыто, если бы у фирмы с финансами все было в порядке. Но там есть неувязки, за которые мы и зацепились и вытащили весь клубок. Смотреть будешь?

– Ну а как же! Здесь смотреть или с собой дашь?