Воющие псы одиночества - Александра Маринина

А потом придется сдавать отдельно каждую пропущенную тему, да не на семинаре, когда могут и не спросить, а один на один с преподавателем. Сколько будут ловить маньяка? Хорошо, если месяц, за месяц можно и начитаться досыта, и пропущенных тем окажется не так много, вполне можно будет за недельку постепенно все отработать. А если его будут ловить год? А если три года? Или все пятнадцать? Папа рассказывал, что одного такого маньяка не могли поймать почти двадцать лет. Он все эти годы насиловал и убивал, а его все ловили и ловили…

И потом, есть еще одна причина, по которой Лиле обязательно нужно ходить в институт.

Нет, затворничество – это не решение проблемы.

А в чем же решение?

Глава 2

– Да что ж это такое, в десятый раз все переделывать! – демонстративно страдала сидящая за компьютером девица, встряхивая разноцветными – розовыми и темно-рыжими – прядями волос. – Никто ничего толком не знает, только правки вносят и вычеркивают, вносят и вычеркивают, а потом все равно получается, как было вначале.

Девица имела имя Лариса и должность под названием «лаборант кафедры криминологии». Настя уже видела ее раньше, когда приезжала на кафедру, но никогда не доводилось ей наблюдать за Ларисой так долго, в течение целых сорока минут без перерыва. Наблюдение было любопытным и немало развлекло Настю, изнемогавшую в ожидании светлой минуты, когда ее будущий научный руководитель профессор Городничий соизволит принять ее. Профессор пока был занят, во всяком случае, именно так утверждала Лариса, занимавшая форпост в комнатке, из которой одна дверь вела в коридор, а две другие – в кабинеты начальника кафедры и профессора Городничего.

Насколько Настя успела понять, Лариса трудилась над составлением фундаментального труда, именуемого «План семинарских и практических занятий по курсу «Криминология и профилактика преступлений» на первый семестр 2004/05 учебного года». За последние сорок минут она распечатывала этот план дважды и носила кому-то показывать, возвращалась злая и, с возмущением потрясая исчерканными ручкой листками, принималась вносить правки.

– Еще Олег Антонович будет смотреть, тоже все почеркает, – ворчала она, переставляя местами рекомендованную по темам литературу, – а потом еще шеф, этот вообще в клочья разнесет. А я – опять переделывай. Бумага, между прочим, заканчивается, по сто раз распечатывать – не напасешься, а у меня последняя пачка на исходе. Потом сами же орать будут, что печатать не на чем.

– А может, не распечатывать каждый раз? – осторожно встряла Настя. – Пусть один преподаватель поправит, потом другой, а потом вы за один раз все переделаете.

– Ну да! – Лариса возмущенно тряхнула разноцветными волосами. – Вы что? У нас на кафедре профессора материалы с чужими правками даже в руки не возьмут! Штабная культура. Документ должен быть чистым. Правки же от руки делаются, а наши профессора в чужом почерке ковыряться не любят. Считают это ниже собственного достоинства. Сто лет назад, когда еще компьютеров не было и все печатали на машинках, тогда никто не капризничал, с пониманием относились, что перепечатывать долго, время теряется, тогда не только правки от руки смотрели, а вообще весь материал целиком можно было ручкой написать. А с этими компьютерами все как с цепи сорвались, министрами себя возомнили.

Несмотря на ворчание и замысловатый окрас волосяного покрова, работала Лариса на удивление быстро, и размышления вслух никак не сказывались на скорости внесения поправок в текст. «Сто лет назад…» Надо же, с усмешкой подумала Настя, откуда она может знать, что было в докомпьютерную эру, она же небось пишущую машинку только в кино видела.

– Лариса, а вы давно работаете на кафедре?

– Да сто лет! – Вероятно, это был универсальный временной измеритель, которым определялись любые сроки больше недели. – Как после школы пришла, так и работаю.

– Значит, недавно, – с улыбкой уточнила Настя. – Вы же совсем молоденькая.

– Кто, я молоденькая? ! – Лариса расхохоталась. – Ну вы даете! Я просто хорошо выгляжу. Я здесь с девяносто второго года корячусь. Шестерых начальников кафедры пересидела. Столько лекций, пособий и монографий по криминологии за это время напечатала, что знаю предмет лучше их всех, – она мотнула головой в сторону кабинетов, – вместе взятых. Думаете, я не знаю, почему каждый из них в список литературы свои правки вносит?

– И почему же?

– Да потому, что каждый хочет, чтобы слушатель готовился к семинарскому занятию по книжке, где этот профессор или главу написал, или на его труды постраничные ссылки есть. Честолюбия-то выше крыши, а отдуваться мне. Вот бумагу всю изведу на этот план, будь он неладен, а потом ко мне же претензии, мол, почему протокол заседания кафедры не напечатан и в дело не подшит. Или почему фондовая лекция до сих пор не сделана, ее уже три дня как обновили, а обновленного варианта в папке нет. И снова я виновата. А кто-нибудь из них хоть одну пачку бумаги принес на кафедру? Фигушки! Это я должна заявку писать на бумагу, по инстанциям с этой заявкой носиться, высунув язык, все подписи собрать, снабженцам отдать и ждать, пока они закупят и привезут.

Настя сочувственно покивала. Она прониклась трудностями лаборантки Ларисы, но еще больше авансом пожалела себя: если здесь действительно такие тщеславные ученые, то ей придется ой как нелегко.

– Не знаете, Олег Антонович скоро освободится? – уныло спросила она.

– У него посетитель, – строго ответила Лариса.

Это Настя уже слышала с самого начала. Но хотелось бы понимать, надолго ли.

Запас гневливости у лаборантки иссяк, она продолжала работать молча, и тишину в комнате нарушала только навязшая в зубах за последний год ария «Belle» из популярного мюзикла, негромко доносящаяся из стоящего на подоконнике приемника.

Распахнулась дверь кабинета начальника кафедры, Настя вздрогнула и машинально съежилась. Он был одним из членов комиссии, принимавших у нее кандидатский экзамен, и она до сих пор не могла без ужаса и отвращения к себе самой вспоминать эту историю.

– Олег Антонович у себя? – спросил он Ларису, пройдя мимо Насти как мимо пустого места. – Опять у нас на коммутаторе все телефоны переклинило, никому дозвониться невозможно.

– На месте, – ответила Лариса, не отрываясь от работы. – Сказать, чтобы зашел к вам?