Личные мотивы. Том 2 - Александра Маринина

Петр с удовольствием поедал рыбу, и Линда мучилась от желания съесть хотя бы макароны, хорошо бы еще посыпать их сыром и заправить сливочным маслом. Но нельзя. Она и без того слишком толстая. Надо отвлечься самой от мыслей о еде и отвлечь Петрушу от непростительной ошибки, которую она, Линда, только что совершила.

– Знаешь, эта парочка, оказывается, состоит в браке, – сказала она как можно равнодушнее.

Петр поднял голову и с интересом посмотрел на нее.

– Да? И с кем же?

– Друг с другом. Только у них фамилии разные. Но живут они в одном номере. И в паспортах у них штамп о регистрации брака.

– Очень хорошо, будет о чем доложить шефу. Зря ты не ешь, между прочим, рыба очень вкусная. И полезная.

– Она вредная!

– В ней витамины, – хладнокровно сообщил Петр. – И кислоты какие-то, я забыл, как они называются.

– Она жареная, ни тебе, ни мне этого нельзя. Вот посмотришь, ночью у тебя будет ныть желчный пузырь, – грозно пообещала Линда, забывшись, и тут же спохватилась и перевела разговор на другое: – Что тебе удалось узнать?

– У Лады спрашивали про мужчину, с которым она познакомилась незадолго до убийства доктора. Как ты думаешь, это опасно?

– Не знаю. Нам ведь ничего не говорят, нас просто наняли, чтобы мы держали шефа в курсе. Да нам-то какая разница?

– И то верно, – кивнул Петр, подбирая кусочком белого хлеба масло с опустевшей тарелки и делая вид, что не замечает неодобрительного взгляда Линды. – Лишь бы деньги платили. Завтра с утра позвоним, доложимся.

Их нашел и нанял человек из Москвы, случилось это больше трех месяцев назад, вскоре после убийства Евтеева, велел отслеживать телодвижения милиции и следствия по раскрытию преступления против старого доктора. Связи у Линды и Петра в правоохранительных органах были крепкие, и за очень небольшие деньги им удавалось узнавать все, что нужно. В чем состоит интерес шефа, им не объясняли, просто дали задание и телефон человека, которому они должны докладываться. Ничего опасного в следствии не происходило, дело порасследовали немножко и прикрыли. В тот момент Линда и Петр думали, что с этим заданием покончено, однако совсем недавно им снова позвонили: шефу стало известно, что по Южноморску разгуливает какая-то парочка, которая интересуется сыном покойного доктора. Нужно было выяснить, что к чему. Вот они и выясняют. Практически вслепую, но зато за хорошие денежки.

* * *

В информации, которую полковник Алекперов получил от неизвестного ему источника, содержались, помимо прочего, сведения о следователе, который вел когда-то дело о нарушениях правил валютных операций, то самое дело, из которого непонятным образом «выпал» Валерий Стеценко. На то, чтобы найти этого следователя, много времени не ушло, он давно вышел на пенсию и жил в Москве. Правда, Хана предупредили, что он очень больной и немощный и, похоже, немножко выжил из ума, но Алекперова это не огорчило, а даже совсем наоборот: следователи, как, впрочем, и другие сотрудники КГБ, обычно не рассказывают о своей прошлой работе, привыкли, что она вся проходила под грифом «секретно», и хранят свои тайны, несмотря на то что проходит не один десяток лет. Если бы следователь Полищук оставался в здравом уме и твердой памяти, шансов у Хана было бы крайне мало, а так все-таки есть надежда вытащить из старика хоть что-то.

Николай Федорович Полищук выказал немедленную готовность к встрече, и Хан понял, что старик отчаянно изнывает от скуки. Был Николай Федорович сгорблен, плохо ходил и почти ничего не видел, хотя, насколько Хану было известно, возраст у него был не таким, чтобы выглядеть дряхлым стариком, всего-то семьдесят четыре. Жена Полищука смотрелась вполне бодрой моложавой дамой и торопливыми шажками металась по маленькой квартирке, готовя нехитрое угощение и чай для гостя.

– Видишь, во что я превратился, – сетовал Николай Федорович, – совсем ничего не могу, болезни замучили. Боюсь, бросит меня жена-то, она у меня еще молодец, а я уже никуда не гожусь, только на таблетках и уколах еще как-то тяну. Ты пей чай-то, пей.

Сам он без конца требовал от жены подлить ему чаю погорячее и упрекал ее:

– Что ты мне все помои какие-то носишь! Кипяточку, кипяточку принеси.

Что касается валютного дела, то истосковавшийся по общению старый следователь ничего скрывать не стал. Правда, он долго не мог взять в толк, каким именно делом интересуется полковник Алекперов, потом старательно напрягал память и наконец вспомнил, что в какой-то момент следствия его вызвали к руководству управления и сказали, что в связи с «оперативной необходимостью» фигуранта Стеценко надо вывести из материалов дела, да так, чтобы следа не осталось. Какая такая была необходимость – ему не пояснили, это было не принято, но в кабинете руководства при разговоре присутствовал офицер из другого управления, которое занималось обеспечением охраны государственной тайны на госпредприятиях.

– Фамилию офицера не помните? – спросил Хан, ни на что, впрочем, не надеясь.

– Не помню? – Полищук хрипло рассмеялся. – Да я ее и не знал никогда. Я эту рожу в первый и в последний раз видел. Мне мое начальство его представило, только имя назвать забыло. А я и не спрашивал. Мне велели – я сделал, лишних вопросов не задавал. Стеценко тот даже свидетелем не пошел, вынес я его из дела начисто. А что случилось-то, полковник? Для чего тебе эта история?

– Да убили этого Стеценко, вот восстанавливаю всю его жизнь, чтобы понять, кому он мог дорожку перейти, – ответил Хан полуправдой-полуложью.

– Ой, врешь, полковник, – Николай Федорович прищурился и вперил в Алекперова подслеповатые глазки, – ой, врешь. С какой такой поры полковники милицейские простыми трупами занимаются? Или Стеценко в большие люди вышел и олигархом заделался? Кем он был-то, пока его не грохнули?

– Работягой, квартиры ремонтировал, – пробормотал Хан.

Видно, бывший следователь Полищук из ума-то не совсем еще выжил, соображает быстро и четко.

– Ну вот, я ж говорю – врешь, – удовлетворенно изрек Николай Федорович. – А ну давай, спроси меня еще что-нибудь, я тебе все расскажу, ничего не утаю. Я эту контору знаешь как ненавижу? Да будь она проклята на веки вечные!

– Что так? – вскинул брови Хан.