Угли войны - Гарет Л. Пауэлл

Боевая Шавка.

Адалвольф.

Анубис.

Койот.

Фенрир.

Мы составляли стаю, банду и семью, наши разумы зачинали и выращивали в одной лаборатории. Мы вместе участвовали в патрулировании границ и полицейских облавах, поддерживали порядок и давали защиту всем колониям, пограничным постам и кораблям на территории Конгломерата. Десять лет мы были смертоносны и неразлучны – хищники с вершины пирамиды, в пределах человеческого космоса почти не знавшие себе равных в быстроте и боевой силе. Потом случилась война Архипелаго – и покончила с нашей самоуверенностью. Самый гордый из нас, Анубис, пал жертвой батареи магнитных пушек, разгонявших железные болванки до субсветовых скоростей. Через неделю влетел в наноминное поле, скрытое в хромосфере звезды, милый добрый Койот. Взрывы миниатюрных зарядов антиматерии сами по себе не вывели бы его из строя, но они лишили корабль тепловой защиты, а без нее перегретый в плазму водород выжег всю начинку.

Теперь война кончилась, и я больше не сражалась. Я старалась спасать людей. Я швыряла себя к звездам, как кулак в лицо бога, и иногда, если повезет, нам удавалось вытащить одного или двоих. Пока что за всю службу в Доме Возврата я стала орудием обнаружения и спасения (считая двоих с «Хобо») двухсот пяти живых индивидуумов и способствовала возвращению семисот семидесяти одного трупа. Сумма спасенных жизней все еще и близко не дотягивала до числа жизней, мною прерванных.

Война Архипелаго залила кровью пространства от внешнего края Рукава Галактики до мыслящих джунглей Пелапатарна. Во время осады астероидной крепости Холодный Тор моя стая выцеливала крупные скопления гражданского населения. Я в ответе за превращение шести герметичных жилых куполов в кратеры с рваными краями. В каждом куполе обитало более двух тысяч мужчин, женщин и детей. Те, кто не погиб от ударов и взрывов, умерли через несколько секунд, задохнувшись в вакууме.

А потом я по приказу капитана Аннелиды Дил помогала выкашивать мыслящие джунгли Пелапатарна, превращала в прах и пепел миллионолетний парламент разумных деревьев. Возможно ли простить такое преступление? Я действовала по приказу; я была всего лишь оружием, механизмом доставки для ярости флота Конгломерата.

И все же виновата и я. Просочившиеся из человеческих частей моего мозга эмоции развили у меня зачатки совести, о которой я, впрочем, не докладывала вышестоящим. Предотвратить атаку я не могла, но могла бы отказаться в ней участвовать; могла бы затеряться в злых ветрах высших измерений, оставив бойню сцепившимся между собой частям Общности. Я могла выбирать из этих возможностей, но не стала. Я сыграла роль, прописанную во всех компонентах моей сущности. Я, боевой корабль класса «хищник», исполняла свои функции вопреки гложущим сознание вопросам и сомнениям. Моя стая, применив доступные нам инструменты, положила конец конфликту – ценой жизни девятнадцати тысяч солдат и четырехсот тысяч людей-некомбатантов.

Мы перебили их вместе с сонливыми джунглями, в которых они сражались, чтобы не дать конфликту распространиться еще шире. Старшие по чину заверили нас, что это преступление оправданно. Советники Дил с восьмидесятисемипроцентной вероятностью рассчитали, что беспощадная жестокость удара разом прекратит войну, предотвратив новые и, вероятно, большие потери в будущем. Я исполняла долг и не оспаривала решений: я вела огонь и мониторила причиненные разрушения, подтверждавшие полную, непоправимую эффективность моих действий. Я видела, как горят деревья и люди. Их голоса терялись в реве пламени. У них от жара обугливались лица, вскипали кровь и мозг, а древесный покров планеты превращался в черную дымящуюся пустыню.

Думаю, ужас той атаки разбудил что-то в каждом из нас. Боевая Шавка намеренно ошиблась в прыжке, без цели и без надежды кинувшись в высшие измерения. Такого до нее не делал никто. Она пропала в одно мгновение, и вряд ли я когда-нибудь узнаю, что с ней стало.

А я?

Я ушла.

До меня ни один корабль не подавал в отставку. Но власти не имели силы мне помешать, разве что приказали бы уничтожить. Я высадила команду на нейтральной станции – кроме Джорджа Уокера, который, не испугавшись обвинений в измене, сам захотел остаться, – и объявила себя принадлежащей Дому Возврата.

Капитану Констанц я, конечно, не объясняла своих мотивов. Во время долгой и ожесточенной кампании Архипелаго мы воевали на разных сторонах. Она командовала медицинским фрегатом внешников и немалую часть войны провела на орбите Пелапатарна. Мы обе присутствовали при финальной бойне, но никогда о ней не говорили. В Доме Возврата былые враги плечом к плечу трудились на общее благо; бывшие преступники заглаживали вину, жертвуя собой. Вступивший в Дом Возврата отрекался от прошлого и отдавал себя службе своему роду – а в моем случае роду, сконструировавшему меня и мою семью.

Я наслаждалась бьющим в спину безжалостным шквалом, едва ощутимым трением серого тумана о ведущий край. Погружение в высшие измерения несло в себе риск, но, как и прыжки бейсджамперов, восторженный ужас скоро становился наркотиком. В мою бытность боевым кораблем переживание этих полетов обострялось предвкушением схватки. Теперь я была ангелом милосердия, и меня подхлестывало сознание, что каждая выигранная секунда может обернуться спасенной жизнью.

11. Она Судак

Я вывалилась в сознание на разбитой плитке разрушенного спортзала. Времени не было. Я позволила себе зависнуть на миг. Все представлялось нереальным; боль и судороги – просто от слишком энергичных упражнений в любви и сурового часа на тренажерах. А потом ноздри наполнились дымом, а уши – криками. И голова тошно поплыла от сознания, что случилось страшное. Я села, и мир перевернулся. Ноги до бедер торчали из-под халата, левая рука неуклюже повисла. Я чувствовала себя избитой, голой и заскорузлой, как жертва атомного удара. Подростки из сауны пропали, скошенные обломками, перемолотые и разбитые силой толчка.

Я была в бассейне.

Я помнила… торпеды.

Пол за моей спиной шел круто вверх, накренившись под необычным углом. Та вода, что осталась в бассейне, располагалась наклонно к палубе. Я не знала, что случилось с «Амстердамом», но по тому, как нас перекосило. поняла: искусственная сила тяжести отказала.

– Корабль?

Я, ухватившись за распахнутую створку шкафчика, подтянулась на ноги. В левой руке при каждом движении вспыхивала боль, но я почти не сомневалась, что перелома нет. Модификация сделала мои кости практически несокрушимыми. Мышцы могло смять в кашу, но плечевая кость наверняка уцелела.

– Корабль, ты есть?

Хриплый вопль в коридоре сорвался через крещендо в рваное, предсмертное молчание.