Каждый за себя - Александра Маринина

Зазвенел мобильник в кармане куртки.

– Ника, Павел Николаевич только что звонил, он уже выезжает, будет минут через двадцать.

– А Николай Григорьевич?

– Смотрит сериал. Потом он будет смотреть еще какую-то передачу, только что анонс был, и он очень заинтересовался.

– Вы хотите сказать, что раньше чем через час нам появляться нельзя? – уточнила я.

– Вы уж простите, Ника, что так вышло… Но другого выхода я не вижу.

– Тогда вам придется самой варить манты для Дениса. Справитесь?

– Конечно, Ника. Спасибо вам.

Приятно. И домой ведь нельзя вернуться, чтобы погреться хотя бы эти двадцать минут, прозорливый Старый Хозяин, сидящий на кухне перед телевизором, непременно поинтересуется, куда это я потом снова отправилась. Зайти, что ли, в подъезд, там хотя бы не так холодно…

Нет, если есть двадцать минут, то я лучше прогуляюсь быстрым шагом: и сама согреюсь, и собаке развлечение. Уже почти одиннадцать, и, памятуя свои приключения у супермаркета, я решила не искушать судьбу, а обогнуть дом и пройтись по той улице, где расположено отделение милиции. Какие-никакие, а все-таки милиционеры.

Я бодро направилась в выбранном направлении и нос к носу столкнулась с Денисом. Все верно, уже без десяти одиннадцать, просто невероятно, как это современный молодой студент умудряется быть таким пунктуальным. По-моему, среди молодежи обязательность и пунктуальность никогда не были в моде.

– Привет! Гуляете?

– Гуляем.

– А манты? Я всю дорогу о них мечтал, жрать хочу до судорог.

– Тебя Наталья Сергеевна покормит.

– Да бросьте, Ника, пошли домой, поздно уже. Или вы только что вышли?

Я подумала, что получаю зарплату за домашние работы, а не за то, чтобы врать. Да и с какой стати? Может, в парне проснется сочувствие и он сам нетрезвого папашу покараулит? А потом и придет вместе с ним, как будто они у подъезда встретились.

– Я вышла давно и ужасно замерзла. Но Наталья Сергеевна попросила меня встретить Павла Николаевича.

– Зачем? – удивился Денис.

– У нее есть подозрение, что Павел Николаевич придет домой в не совсем адекватном состоянии, и ей не хочется, чтобы это видел твой дедушка. Я должна встретить Павла Николаевича и продержать его на улице до тех пор, пока Николай Григорьевич не уйдет к себе и не ляжет спать.

– Умно, – деловито кивнул Денис. – Решение оригинальное, но верное. Если дед увидит отца пьяным в хлам, такое начнется… Ладно, тогда желаю успехов.

Он скрылся в подъезде, а я с грустью смотрела на закрывшуюся дверь и думала о том, что с сочувствием я в очередной раз пролетела. Никто не собирается мне сочувствовать, потому что я кругом сама виновата. Виновата, что не оформила гражданство и не получила паспорт, виновата, что приехала из Ташкента в Москву, виновата, что захотела в Москве остаться. Виновата даже в том, что меня бросил муж. А раз сама виновата, то чего меня жалеть?

А возле отделения милиции кипела жизнь! Но какая-то странная, не милицейская. Помимо машин с голубой полосой, перед зданием были припаркованы автомобили самого разного калибра, от скромных «Жигулей» до навороченных иномарок. На крыльце стояла группа солидных мужчин в дорогих пальто и куртках, все они оживленно и шумно что-то обсуждали, громко хохотали, жали друг другу руки. Аргон нашел под чахлым кустиком что-то интересное и надолго задумался, я не стала его дергать, пусть пес развлечется. Стояла и смотрела на милицейское крыльцо. Мужчины постепенно спускались с крыльца, садились в машины и уезжали, их места перед входом занимали другие, выходящие из здания. Когда появился очередной фигурант, то по огромным букетам, которые он нес в руках, я поняла, что здесь справляли чей-то день рождения. Скорее всего, начальника или кого-то из замов, и все эти дядьки на иномарках и в дорогих пальто приехали поздравить юбиляра. А мне уже так давно никто не дарил цветы…

Увлекшись разглядыванием букетов, которые суетливые прихлебатели укладывали в одну из машин, я и не заметила, как из общей массы поздравлянтов отделилась одна фигурка и двинулась в мою сторону.

– Добрый вечер, – послышался негромкий голос рядом со мной.

Я вздрогнула от неожиданности и с недоумением уставилась на невысокую неказистую личность в мятом плаще, вышедшем из моды, по-моему, еще до моего рождения.

– Здравствуйте, – машинально ответила я.

– У вас что-то случилось?

– Нет, у меня все в порядке. А что?

– Просто я смотрю, вы стоите прямо перед отделением милиции уже минут десять и никуда не уходите. Так обычно ведут себя люди, которые нуждаются в помощи, но не решаются зайти и попросить.

Я рассмеялась:

– Это собака стоит, а не я. Я просто жду, когда она завершит все свои важные дела.

В темноте мне было плохо видно лицо неожиданного собеседника, но все-таки удалось разглядеть, что ему под шестьдесят и что красотой он не блистал даже в лучшие годы своей молодости. От него пахло дешевым одеколоном и дорогим коньяком. То есть его на юбилее тоже угостили, наряду со всеми этими вальяжными, довольными жизнью, модно одетыми владельцами иномарок. Наверное, вон те жалкие ржавые «Жигули» как раз ему и принадлежат.

– В таком случае прошу прощения, – личность в мятом плаще изобразила легкий полупоклон. – Не смею мешать.

Он отошел от меня, но не сел в машину, а направился в сторону метро. Я посмотрела на часы: двадцать минут на исходе, пора возвращаться на позицию и занимать оборону.

Я едва успела. К подъезду мы приблизились с разных сторон, вернее, я подошла, а Гомер подъехал. Он не заметил меня, долго и с трудом выбирался из салона, путаясь в собственных ногах, потом стоял в полусогнутом виде, опираясь об открытую дверь, и разговаривал с человеком, сидящим в машине. Я так понимаю, это и был нарушитель Семейного спокойствия, некто Слава, с которым Гомер набрался, а теперь трогательно и проникновенно прощался. Наконец машина уехала, Великий Слепец разогнулся и, с трудом передвигая ноги, понес себя к двери подъезда. Тут-то я его и перехватила.

Я как-то уже упоминала о том, что благодаря работе на «Скорой помощи» получила обширный опыт общения с пьяными. Опыт этот позволил мне сформулировать ряд законов, один из которых гласил: «Никогда не пытайся объяснить пьяному, что он пьян, если он сам этого не понимает. Он все равно тебе не поверит». Поэтому не было никакого смысла говорить Павлу Николаевичу ни заранее по телефону, ни прямо сейчас о том, что ему не следует идти домой в таком виде, потому что он безобразно пьян и Николай Григорьевич просто не вынесет такого непотребного зрелища. А пьян он был крепко. Знаете, есть такой вариант опьянения, когда тело, следуя заданной программе, движется в сторону дома, но мозг уже не функционирует и ничего не соображает, и создается ложное впечатление, что раз человек держится на ногах и даже сознательно идет по нужному маршруту, то он еще вполне адекватен и с ним можно иметь дело. Нельзя. Ему ничего невозможно объяснить, потому что он тебя не слышит и слов твоих не воспринимает. Вернее, не так. Слова он воспринимает, но, во-первых, выборочно, то есть не все подряд, а каждое третье, и во-вторых, понимает их довольно-таки своеобразно. Поэтому слова должны быть очень простыми, хорошо знакомыми и понятными. И кроме того, их должно быть много, чтобы воспринятая треть оказалась достаточно информативной. Отсюда вытекал второй закон общения с пьяными: говорить нужно много, но медленно, по двадцать раз повторяя одно и то же, фразы должны быть короткими, желательно без прилагательных, то есть, по возможности, одни только существительные, местоимения и глаголы.