Смерть как искусство. Том 2. Правосудие - Александра Маринина

– Я не буду рагу, я его не люблю, мне папенька делал несколько раз, а я не ел, – тут же ответил Кот.

Ворон собрался было выступить на тему о том, что папеньки тут нет, и нечего выпендриваться, пусть жрет, что дают, и спасибо скажет, но Змей, казалось, не обратил никакого внимания на проявление неблагодарности со стороны Гамлета и спокойно продолжал:

– Овощи можно также посушить и добавить в шарики. Одним словом, уважаемый Гамлет, вы не переживайте, вопрос с вашим питанием мы решим, а ваше дело – поправляться, набираться здоровья. И кстати, очень неплохо было бы делать ваш корм с сушеной крапивой, в ней масса витаминов. Это мы тоже организуем, тут совсем рядом есть роскошные заросли дикой малины, а где дикая малина – там крапива самая сочная и полезная.

Разговор Ворону не понравился. Ну как же так? Он только что долго и подробно рассказывал про расследование, и вместо того чтобы восхищаться его наблюдательностью и талантом рассказчика, задавать вопросы и просить разъяснений, они какую-то ерунду обсуждают. Чем этого приблудного уродца кормить, видите ли! Других интересов, что ли, нету? И для чего тогда он старался? Нет, это дело надо поломать, решил Ворон и начал вслух вспоминать подробности увиденного «в другой жизни». Ему удалось снова приковать внимание к себе, и гордая птица торжествовала победу.

– Так кто же был у Лесогорова в квартире, пока он сидел в ресторане с Никиткой? – поинтересовался Кот.

– Не знаю, – равнодушно бросил Ворон. – Не видел.

– Как это – не видел? – оторопел Гамлет. – А что же вы там делали, уважаемый Ворон? Вас туда для чего посылали?

Тон, которым Кот озвучил свой вопрос, Ворону не понравился еще больше, чем то обстоятельство, что его рассказ был прерван обсуждением кошачьего рациона. Да что он себе позволяет, этот оборвыш в колтунах? Как он смеет так с ним разговаривать? Кто дал ему право задавать такие чудовищные вопросы и сомневаться в его, Ворона, способностях и умениях смотреть истории?

Он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы голос звучал с достоинством.

– У нас, видишь ли, существуют определенные правила смотреть детективы, и не тебе, безродному приживале, в них вмешиваться. Я в тот момент за Театром наблюдал, что Театр думал и чувствовал – про то я вам и рассказал.

Но Кот не понял всей неуместности своих претензий и настырно продолжал:

– Да ну вас, уважаемый Ворон, не умеете вы детективы смотреть, – заявил он. – Вам надо было сразу полететь и глянуть, кто в квартиру к Лесогорову забрался, и мы бы уже сейчас все знали. А теперь будем мучиться неизвестностью. Неужели вы сами не могли додуматься? Это же элементарно!

Такой наглости Ворон стерпеть уже не мог и буквально задохнулся от негодования, но на помощь неожиданно пришел его заклятый враг Змей.

– Видите ли, уважаемый Гамлет, – негромко начал он, – если бы наш общий друг Ворон сделал так, как вы советуете, нам было бы неинтересно слушать историю.

– Почему? – удивился Кот.

Тут Ворон наконец пришел в себя.

– Потому что ты – смертный, у тебя психология другая! – хрипло выкрикнул он. – Ты нас никогда не поймешь, даже и не пытайся.

– Почему? – снова спросил Кот, на этот раз растерянно.

– Вы должны понимать, – продолжал Змей, – что смертные – конечны, и все, что они делают, ориентировано на конечный результат. Вам, смертным, гораздо интереснее узнать, чем дело кончится, а нам, вечным, намного важнее следить за процессом. Такое понятие, как «конец», для нас эфемерно, у вечных нет кончины и не будет, мы будем существовать всегда, поэтому нам торопиться некуда, мы сначала все подробно узнаем, во всем разберемся, вдумчиво да серьезно, не спеша, а там и до логического конца доберемся. Ну вы сами, уважаемый Гамлет, подумайте, что будет хорошего, если мы тут с вами сейчас узнаем, кто лазил к драматургу в жилище? Сыщики-то этого не знают, и Лесогоров им об этом ничего рассказывать не собирается. Значит, мы с вами побежим впереди расследования и всякий интерес к нему потеряем. Вот и выйдет, что время, которое уже потрачено на эту историю, мы потратили впустую, никакого удовольствия не получили.

При всей нелюбви, даже, можно сказать, ненависти к Змею Ворон не мог не испытать глубокого удовлетворения от той отповеди, которая ясно показала Коту, что он глупец и ничего не понимает в жизни Вечных. Кот даже не нашел что ответить и какое-то время молчал, переваривая явно слишком сложную для него мысль.

– Все равно я не понимаю, – проворчал он наконец, – как-то неправильно у вас тут все устроено. Вот если бы я был вашим директором…

– Ага, – встрял Ворон, – ты еще скажи: художественным руководителем. У тебя мания величия.

– И скажу! Я бы тут у вас такие просмотры закатывал – весь лес собирался бы слушать и смотреть, можно было бы билеты продавать и деньги зарабатывать. Жалко только, тратить их тут негде и не на что. Уж я бы развернулся! Зря, что ли, я столько лет при театре околачивался, да я в деле «хлеба и зрелищ» собаку съел. Я бы такие спектакли у вас поставил – «Золотая маска» отдыхает.

Ворон насупился. Нет, это никуда не годится! Опять Гамлет в центре внимания, опять он вещает, а все слушают. Надо срочно принимать меры.

– Да, совсем запамятовал, – проговорил он громко, – подполковник Зарубин сказал нашим героям, что получил сведения о костюмерше Гункиной и ее брате. Брат Гункиной, оказывается, уже опять в тюрьме сидит, он вместе с подельниками магазин обокрал.

– А сама костюмерша? – поинтересовался Камень. – Может, это она собиралась Богомолова убить? Или дочка ее, которая ребенка потеряла?

– Это вряд ли, – авторитетно заявил Ворон, радуясь, что сейчас огорошит присутствующих новой информацией. – Гункина вместе с дочерью в монастырь подалась. Там и живут они, молятся, с Богом общаются.

– В монастырь? – ахнул Гамлет. – Зачем? Чего им дома-то не жилось?

– Пытаются совладать с гневом и унынием, – с удовольствием объяснил Ворон. – Тебе, кошачья твоя душа, этого не понять. И вот еще что: я получил колоссальное удовольствие, слушая разговор Каменской с Зарубиным. Дословно я вам не перескажу, но смысл в том, что Каменская опять спрашивала, когда ей соберут сведения про Артема Лесогорова, а Зарубин объяснял, что у него руки не доходят и времени нет. Ой, как они ругались! Это надо было слышать. Я так хохотал – чуть не надорвался.