Смерть как искусство. Том 1. Маски - Александра Маринина

Настя Каменская сидела в своей машине перед зданием театра «Новая Москва» и ждала Антона Сташиса. Так получилось, что она приехала почти на двадцать минут раньше оговоренного времени, потому что маршрут от дома до театра был для нее новым, и правильно рассчитать время ей не удалось. Она немного опустила стекло, в которое немедленно начал просачиваться сырой прохладный ноябрьский воздух, закурила и решила использовать время до встречи со Сташисом для того, чтобы еще раз вспомнить и систематизировать информацию, которую Антон ей изложил накануне, когда они встречались на Петровке.

Художественный руководитель, он же директор театра «Новая Москва» Лев Алексеевич Богомолов вечером перед покушением, 6 ноября, в субботу, находился в другом театре на юбилее известного и любимого всей страной актера, которому исполнилось 75 лет. Праздновали пышно, было много гостей: артистов, режиссеров, журналистов, искусствоведов и прочих людей, имеющих отношение к театральному искусству. Закончилось все банкетом. Лев Алексеевич возвращался домой поздно, он был не за рулем, поскольку банкет предполагал спиртное, его подвозил один из гостей, у которого была служебная машина с водителем. Лев Алексеевич попросил остановить машину не около своего подъезда, а у соседнего дома, и дальше пошел пешком. Почему? Кто его знает. В принципе довольно странной выглядит ситуация, когда человек возвращается домой в три часа ночи и почему-то не доезжает на машине до подъезда, а выходит раньше. Для чего? Прогуляться захотел? Глупо, ведь очень поздно и потому опасно. Или были какие-то другие причины? Но важно одно: ни тот, кто подвозил Богомолова, ни водитель не могли видеть, что произошло возле подъезда. А там Льва Алексеевича ударили бейсбольной битой по голове и проломили череп. Было это около трех часов ночи. Время установлено приблизительно, поквартирным опросом выявлен свидетель, который примерно в два пятнадцать – два двадцать возвращался домой и никого у подъезда не видел, а патрульная машина, проезжавшая по маршруту ровно в три ноль семь, обнаружила лежащего на земле Богомолова и вызвала наряд и «Скорую». По показаниям жены Богомолова, все ценные вещи остались при нем, часы, бумажник – все на месте, то есть на ограбление не похоже. Это могли быть местные отморозки, которые просто увидели не совсем трезвого, хорошо одетого мужчину и решили вступить с ним в диалог, но диалог почему-то не состоялся. Или у них мог быть умысел на грабеж, но им что-то помешало, не исключено, что они заметили все ту же патрульную машину. Но если это не местные пацаны и не случайные грабители, надо искать мотивы для убийства. Конечно, очень соблазнительной была лежащая на поверхности версия, что на Богомолова напал тот, кто его подвозил, либо один, либо вместе с водителем, и на самом деле Лев Алексеевич вышел у самого подъезда, а эти два свидетеля нагло врут, что высадили его раньше и ничего не видели. Ах, как соблазнительно было раскрыть преступление по горячим следам! В этих двоих вцепились мертвой хваткой, но ничего не вышло. Ни мотива для убийства у них не было, ни даже самого крошечного расхождения в показаниях.

А биту, которой ударили Богомолова, нашли неподалеку, в мусорном контейнере. Она вся пропахла бог весть чем, и посторонней грязи на ней было немало, но эксперты все равно пообещали сделать все, что смогут. Главное, на что надеется следствие, это микроволокна одежды преступника, с которой наверняка соприкасалась бита, а уж на потожировые следы, не говоря о пригодных к идентификации следах пальцев рук, надежда теперь совсем слабая. Осень, ноябрь, холодно, тот, кто держал биту в руках, наверняка был в перчатках. Хотя еще может и повезти, если биту эту преступник держал голыми руками. Но результатов экспертизы придется какое-то время ждать…

Версия о том, что Богомолова могли попытаться убить из-за наследства, тоже критики не выдержала. У Льва Алексеевича были мать, жена Елена, а также дочь от первого брака Ксения, девятнадцати лет, но не было никаких особых средств, на которые могли бы рассчитывать наследники. Жил он более чем скромно, в плохонькой двухкомнатной квартирке в панельной девятиэтажке, а все деньги, получаемые в качестве гонораров за постановки, тратил на то, чтобы респектабельно выглядеть в глазах окружающих, то есть на одежду, часы и хорошую обувь. Даже автомобиль у него был средненький, на более дорогую машину средств не хватало. Так что наследство Богомолова измерялось одной только дешевой квартирой, убивать ради которой смысла никакого не было: квартира находилась в собственности жены Елены, а больше у Богомолова ничего и нет: ни недвижимости, ни счетов в банках.

Антон вместе со следователем уже общался с директором-распорядителем Бережным, режиссером Дудником, с главным бухгалтером. Следователь изъял кучу финансовых документов и теперь с ними разбирается. Но до нынешнего момента весь сбор информации в основном проходил вне театра: общались с женой Богомолова, с чиновниками Минкульта и Департамента культуры, с друзьями, с худруками других театров. Собственно, инициатива Зарубина привлечь Настю продиктована именно тем, что в самом театре собирать информацию очень сложно, штат – около 200 человек, из них труппа – 48 человек, а еще руководство, администрация, бухгалтерия и кадры, технические службы, рабочие сцены, бутафоры, костюмеры, гримеры, осветители, билетеры, уборщицы, гардеробщицы, вахтеры, пожарные, и каждый может оказаться обиженным и особо мстительным. Разговоры с Бережным и Дудником строились вокруг одного: нет ли у них подозрений, не знают ли они, кто мог до такой степени обозлиться на Богомолова, что попытается его убить. Они ничего не знают. В качестве подозреваемых их самих никто пока не рассматривал. Если исходить из того, что виновный может оказаться сотрудником театра, то надо каждого рассматривать как подозреваемого и разговаривать уже совсем по-другому.

– Доброе утро, – послышался голос, и Настя вздрогнула.

Она так глубоко задумалась, что не заметила подошедшего к ее машине Антона Сташиса, высоченного красивого парня, которому, по ее прикидкам, еще не исполнилось тридцати лет.

Машинально она взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что Антон появился ровно без десяти десять, как они и договаривались. А ей показалось, что она давно сидит в машине и времени уже гораздо больше, и Настя собиралась устроить молодому сотруднику выволочку за опоздание. Но никакого опоздания не случилось.

– Центральные двери еще закрыты, пойдемте, я покажу вам, где служебный вход, – сказал Антон, подавая ей руку, чтобы помочь выйти из машины.

Насте с трудом удалось скрыть удивление. С каких это пор оперативники подают дамам руку? Или теперь их этому специально обучают? В ее времена молодые опера больше напоминали веселых парней из соседнего двора, а не рафинированных джентльменов. И одет этот Сташис странно! Настя еще накануне, когда они встречались на Петровке, отметила его костюм с сорочкой и галстуком. Вот уж совершенно нетипично для сотрудника уголовного розыска, никто на ее памяти так не одевался, кроме руководства отдела, да и то в тех случаях, когда на них не было милицейской формы. А так в основном рабочий вид сыщика – джинсы, свитер, куртка. И удобно, и немарко, и прилично, и движений не стесняет в случае чего, хоть в ресторан иди, хоть по подвалам и чердакам лазай.