Обратная сила. Том 3. 1983–1997 - Александра Маринина

Думать о своей жизни. О скорой свадьбе Бориса и Танюшки. О будущих внуках. Об Алле и ее сыне.

И о Раевских, семья которых за последние два месяца стала ему знакомой и почти близкой. Остро ощущая собственную беспомощность, Александр Иванович вдруг стал постоянно вспоминать настоящего Сашу Орлова, тяжело раненного, лежащего в лесу, такого же беспомощного и слабого. А если бы Саша выжил? Прошло сорок лет. Сашка мог бы их прожить. Интересно, как сложилась бы его жизнь? Закончил бы юридическое образование и стал адвокатом, как и мечтал? Или занялся бы чем-то другим? На ком женился бы? Каких детей воспитал? Саша Орлов, потомок Гнедичей и Раевских…

Александр Иванович с присущей ему тщательностью изучил все собранные Люсей материалы, прочитал каждый документ по нескольку раз, все время вспоминая странную записку, переданную приехавшей из Парижа Анной Коковницыной, и примеряя текст к тому или иному событию в жизни семьи. Кто написал эту записку? Кто ее хранил? И зачем? Каким образом она попала к Коковницыным? Имеет ли она какую-то связь с кольцом, на котором видна монограмма «ГГ»? Как можно было понять из скупых упоминаний в частной переписке середины прошлого века, Григорий Гнедич трагически погиб от рук разбойников, промышлявших на окраинах Москвы. Его младший брат Павел оставил службу в Министерстве иностранных дел, поступил на юридический факультет университета, впоследствии сделав достойную карьеру преподавателя и ученого; никогда не был женат и не имел детей. Младшая сестра Варвара вышла замуж за графа Раевского, утратила право на княжеский титул, зато обрела любящего мужа и вырастила пятерых детей. О трех дочерях Раевских сведений оказалось совсем мало: Людмила Анатольевна интересовалась в основном сыновьями – Николаем, который получил юридическое образование в Императорском училище правоведения, и медиком Игнатием, прямым предком Александра Орлова. Об одной из дочерей Варвары и Владимира Раевских известно, что она решила посвятить себя служению Богу и ушла в монастырь, другая же осталась старой девой и детей не имела, да и прожила недолго. Третья дочь вышла замуж, рано овдовела, вступила в новый брак – и на этом ее следы затерялись, даже фамилия по второму мужу неизвестна.

У старшего сына Варвары и Владимира Раевских, Николая Владимировича, было две дочери: родная, Екатерина, и приемная, Александра Рыбакова. Екатерина в начале двадцатого века уехала во Францию, в Россию больше не возвращалась, и как сложилась ее судьба – неизвестно. Что же касается Александры, то в материалах Люси нашлось несколько выписок из газетных заметок того времени, в которых упоминалась сначала певица Сандра Фишер, «удивительный феномен из России, исполняющая настоящий американский джаз», а впоследствии – благотворительница Александра Фаррел, супруга крупного нефтепромышленника, в девичестве Рыбакова, более известная в Америке как Сандра Фишер. «Миссис Фаррел давно оставила сцену и полностью посвятила свою жизнь мужу Джеральду Фаррелу, сыновьям-близнецам и заботе о больных и страждущих». Наверное, найти потомков Александры и Джеральда Фаррелов труда не составило бы, но раз дочь приемная, значит, это не кровная родня. Вероятно, для Анны Коковницыной этот вопрос был принципиальным.

У Игнатия же Раевского родились два сына: Алекс, ставший юристом, как его дядя Николай Раевский и двоюродный дед Павел Гнедич, и Валерий, пошедший по стопам отца и выбравший медицину. Валерий Игнатьевич отправился вместе с отцом в Латинскую Америку с какой-то медицинской миссией для оказания врачебной помощи местному населению во время страшной эпидемии, заразился сам и умер в чужих краях, не успев завести детей. А вот Александр Игнатьевич остался в России. Его старшая дочь Ольга и есть мать настоящего Сашки Орлова. Младшие же дети, насколько можно было судить из собранных материалов, были во время Первой мировой войны вывезены их матерью не то в Германию, не то в Австрию. Почему Анна Коковницына не попыталась найти их потомков? Ведь они точно такие же родственники, как и сын Ольги Раевской-Орловой. Наверняка искала, но почему-то не нашла, ведь гражданке Франции куда проще найти кого-то в Австрии, чем прикладывать гигантские усилия к поиску человека в СССР, а потом еще и поездку организовывать.

И все-таки что это за записка? Может быть, проба пера Екатерины Раевской, о которой известно, что она «баловалась» написанием стихов? Где стихи, там и проза… Зачем было хранить этот листок? Что в нем такого особенно ценного? Помнится, Люсенька говорила, что судебные заседания частенько посещал Федор Михайлович Достоевский, значит, он вполне мог быть знаком с юристами того времени – следователями, прокурорами, судьями и адвокатами. Может быть, и с Раевскими был знаком? И эти несколько строк принадлежат великому писателю?

Орлов чувствовал, что в его умопостроениях зияют огромные дыры и логические неувязки, но у него не было сил продумывать все как следует. Мысли о семье Раевских скользили, словно по поверхности воды, и растворялись в дымке. Александр Иванович весь сосредоточен был на новом для себя ощущении жизни, бытия. Спасибо, что судьба дала ему прожить еще один день. Спасибо, что прошла еще одна ночь – и он проснулся, не умер во сне. Как хорошо, что сделан вдох, а боль не появилась. Какое счастье видеть воробья, скачущего за окном по подоконнику. Как приятно, что у него такие славные, такие понимающие соседи по палате: не трогают его, не пристают с вопросами, сами разговаривают вполголоса, стараются не шуметь. Как замечательно, что подойдет время – шестнадцать часов – и в палате появится кто-то из близких: Борька, Люсенька, Танюшка, Веруня Потапова. Может быть, Алла. Может быть, даже с сыном Мишкой, его внуком. Андрей, конечно, приходить в больницу не будет, это понятно, особенно вместе с Аллой. Истинную причину Хвыля своей жене объяснить не может, а встречаться с Орловым, да еще с риском застать у его постели Люсю, он побаивается. Глупый! Если бы он сам прошел через тот ужас, который пережил Александр Иванович, если бы постоял на пороге смерти и посмотрел ей в глаза, то понимал бы, что Орлов сейчас готов всех любить и всех простить.

В шестиместной палате Орлов был единственным «строго лежачим». Одному его соседу, тоже с инфарктом, уже разрешили садиться, у остальных четвертых и заболевания были другие, и режим посвободнее: кому-то можно было передвигаться по палате, кому-то – по всему отделению. Каждое утро после завтрака приходила веселая толстушка – инструктор лечебной физкультуры, наполовину узбечка, полное имя которой – Малика – было давно и прочно переделано в привычное русскому слуху «Лялечка». Александр Иванович с удивлением узнал, что, оказывается, лечебная физкультура может заключаться всего лишь в дыхательных упражнениях и осторожных движениях стопами. В его прежних представлениях слово «физкультура» было связано с активностью, наклонами, махами руками и ногами, прыжками и приседаниями.