Господин маг. Новые возможности - Дмитрий Смекалин

И вошел в кабинет.

В своем кресле за столом его превосходительство Щеглов имел куда более начальственный вид, чем на плацу. Там его только по почтительному отношению других преподавателей можно было выделить. И по перстню на пальце, только цвет камня (синий) надо было еще разглядеть. Погоны на мундире маги почему-то не носят. Да и в мундирах далеко не всегда ходят, это только кадетов заставляют.

Левашов в кабинете тоже был. И даже сидел. Но как-то неубедительно. На явно неудобном стуле, довольно коряво приставленном к углу стола начальника. Впрочем, Пете присесть не предложили вообще.

– Ну-с, молодой человек, – ректор оглядел кадета с ног до головы, но каким-то странным взглядом, без четких эмоций. – Что за… вы написали мне в своем рапорте?

Как выяснилось впоследствии, матом его превосходительство не ругался, он им разговаривал. Так делали многие высокопоставленные аристократы, особенно из военной среды. И не потому, что литературным языком не владели, просто могли позволить себе более сочные обороты. При этом матерные слова в качестве слов-паразитов они никогда не использовали. Только по делу. Нижним чинам отвечать им в той же манере не рекомендовалось категорически. Могли счесть за фамильярность.

Петя ответить и не пытался. Встал по стойке смирно и ждал продолжения. Вот у Левашова, похоже, было что сказать, но он никак не мог решиться это сделать. И славно. Судя по взглядам, которые он бросал на Птахина, ничего хорошего про него говорить куратор не собирался.

– В первой раз на моей памяти со мной кадет торговаться пытается.

Сказано было ровным голосом, но Левашов побледнел и сквозь зубы прошептал: «Торгаш! »

– Что вы хотели сказать? – Генерал слегка обернулся к майору.

– С прискорбием вынужден отметить, ваше превосходительство, что набор магов из низших сословий дурно повлиял на их нравственность. А Птахин так и вовсе проявил себя торгашом сразу после поступления.

– Интересно. – Тон ректора об интересе не говорил совершенно, но какую-то папку он принялся небрежно листать, при этом бормоча:

– Смотри-ка, уже заявки на Птахина поступают. После первого курса… – И продолжил жестче: – Государю и великому княжеству нужны маги. Даже такие слабосилки, как Птахин. А он… мещанин, до поступления в академию находился на обучении в лавке… Ждать от него поведения дворянина с десятком поколений благородных предков не приходится. Сказал бы, что это ваша, Левашов, недоработка, но, боюсь, это мир меняется.

– Ничего, ваше превосходительство. Он у меня… Я его… дерзить отучу!

Ректор вроде как задумался, просматривая еще какие-то бумаги в той же папке, а Петя решил вмешаться:

– Ваше превосходительство! Да в чем тут дерзость? ! Все, чего я хочу, это как можно лучше служить государю. На практике делал все, что мог, и, смею судить, неплохо, раз меня даже орденами отметили. Но хочу – еще лучше. И для того стараюсь стать как можно более умелым магом. Я ведь в рапорте что прошу? Разрешить книги в библиотеке изучать и еще раз курс в маготроне пройти.

Ректор насмешливо приподнял бровь.

– Деньги мне тоже нужны. Состояния или богатых родственников не имею. А все, что заработать удается, также на свое развитие трачу. Вот взгляните!

Петя немного судорожно снял с шеи шнурок с накопителем и протянул ректору.

– Алмаз? Вы хотите сказать, что за практику сумели заработать на такой накопитель?

– Это трофей. Но ведь я мог его и продать за большие деньги. И подарки шамана тоже мог бы продать, а не везти сюда, в академию.

– Что именно?

– Золотой корень, Черный орех, Зерна Света.

– Так почему их сразу Фонлярскому не отдали?

– Вот он небось потомственный дворянин. На таких, как я, глядит, как солдат на вошь, спасибо точно не скажет. А я тоже гордость имею.

Левашов аж подскочил:

– Да как ты смеешь? !

– Погодите, – неожиданно прервал его ректор. – Отставить наказания. Я думать буду. Свободны!

Петя думал, что, оказавшись за дверью, Левашов продолжит орать, но тот как-то сразу успокоился. Только сказал с чувством:

– Под монастырь ты меня подводишь, Птахин. И ведь даже не понимаешь. Иди. И на глаза мне не попадайся!

Петя, однако, успел заметить, что его пакеты с чаем на столе больше не лежат, а сама магиня бодро засеменила к дверям ректора, держа в руках поднос. С фарфоровой чашкой. С чаем?

Очень вовремя. Спасибо ей.

Хотел даже спросить Левашова, как ее зовут, но решил не дразнить гусей. Еще не так поймет…

Дальше Петя прямым маршем отправился в оранжерею…

Следующие три дня прошли вроде спокойно, но в томительном ожидании. Но – ничего. Ни вызова к ректору, ни нарядов от Левашова, даже разговоров с преподавателями не случилось. Три обычных учебных дня. Слегка халтурных, так как год только начался, и занятия были «втягивающие», что ли.

И вот – выходной. И бал в доме собраний. В этом году даже раньше, чем в прошлом.

Забавно, но Петя подошел к этому мероприятию примерно на том же уровне, что и в прошлом году. Половины кадетов почти не знает (теперь это, правда, первый курс), друзей как не было, так и нет. Девушки, с которой можно было бы пойти вместе, тоже нет. За клуб заплатил, но после того, как Левашов его в первый день оттуда вытащил, больше туда не ходил. За три дня просто не успел, другие дела были. Жилье наладить. А это не только разные хозяйственные мелочи на складе выбить или в городе купить, но и с прачечной контакт восстановить.

Лавки тоже посетил. Основное время провел в тех, в которые сам товар сдал. Как там чай и шелк продаются? Ну и все, что самому может понадобиться, предпочитал именно там брать. Вроде как свой. Скидка положена.

Шел к дому собраний Петя опять пешком. И снова сам по себе. К компании Виктора Палена самому примыкать не хотелось, а с первокурсниками идти – как-то несолидно. К тому же сближаться с кадетами, из которых скоро половина отсеется, – только нервы себе портить. А чувства землячества Петя был начисто лишен. Еще в первый год понял, что дворяне из Путивльской губернии его равным себе не считают. В этом году он, скорее, к дальневосточникам примкнуть может. Но только условно. Два месяца практики – это, конечно, опыт и впечатления, но решение о переезде туда пока не принято. Еще два года учиться, жизнь по-всякому повернуться может.