Последняя игра чернокнижника - Тальяна Орлова

Госпожа Нами вновь застыла, вытянулась вся, но этим вызвала только усмешку неприятного гостя:

– И чего так бледнеть? Я утром вызову сюда айха Ноттена, он поможет привести мальчишку в порядок. Но его усилия будут напрасны, если проклятие не снять. И если не вычислить вашего врага – ведь проклятие можно создать снова, если вы кому-то так сильно перешли дорогу.

Господин Нами сделал к нему шаг, преданно заглядывая в глаза:

– Сколько это будет стоить, айх Ринс? Я соберу любую сумму, только помогите.

Ринс лениво осматривался – вероятно, прикидывал стоимость своих услуг. Я не могла сдержать рвущейся наружу злости, даже ладонью рот зажала, чтобы ничего вслух не сказать. В такой ситуации он шутит, издевается над людьми, прикидывает, что сможет с них содрать за спасение ребенка… Показалось, что как раз в этот момент он мазнул взглядом по мне, но не стал задерживаться – скорее всего просто не узнал. И рассуждал демонстративно медленно:

– Заплатите Ноттену, а то он со своей добродетелью скоро по миру пойдет. Я не против сменить напарника, но вряд ли следующий будет сильнее или умнее, а работать со слабыми и глупыми – себя не уважать. Я могу найти и мага, наложившего проклятие, и заказчика, но у меня натура такая – ничего не делать просто так.

– Что угодно… – вторил господин Нами. – Что угодно, дорогой айх!

Гость остановил взгляд на дочери и осклабился. Он опустил лицо ниже, словно рассматривая ее. Девушка отступила и сжалась, бездумно закрылась руками, будто была голой. Даже мне стал понятен жуткий намек.

– Нет… – выдохнул ее отец и затараторил быстро, почти повиснув на руке айха. – Пожалуйста, нет! Дочка моя очень тиха, невинна и послушна, она станет прекрасной женой для кого-то! Уважаемый айх, прошу вас о милости, ее потом ни один благородный человек замуж не возьмет…

– И что? – Ринс повернул к нему лицо. Он словно давал выбор отцу: пусть или младший сын умрет, или дочка расплачивается своей невинностью.

Голос мужчину подводил:

– Милости… прошу…

И его жена очнулась – подлетела с другой стороны:

– Милости, айх!

На нее он смотрел с той же иронией, но в улыбке появилось больше настоящего – ему явно нравилось, что он видит. Госпожа Нами в свои годы поражала привлекательностью. Он наклонился к ней и прошептал почти в самые губы:

– Договорились. Если через миг здесь кто-то еще останется, то я решу, что они хотят посмотреть. Или присоединиться.

Господин Нами схватил дочь за руку, кинулся ко мне и тоже зацепил за локоть, утаскивая нас обеих. Я же всё оборачивалась – успела заметить странное: Ринс стягивает с глаз повязку, а женщина, как загипнотизированная смотрит на его лицо, приоткрывает рот… и я не видела на ее лице прежних переживаний, страха или отвращения…

– Иди к брату! – рявкнул Нами на дочь. – Скажи ему, что все будет хорошо!

Девушка убежала, едва сдерживая рыдания. Я же смотрела на мужчину, который просто сползал по стене вниз, зажимая руками голову. Он любит супругу, это и раньше было ясно. Как и теперь ясно, что там происходит. Уже через минуту раздались женские стоны, которые становились громче. Госпожа не притворялась, она будто сходила с ума от удовольствия. Боже, зачем она так? Неужели не может сдержаться, пока ее там, в ее же собственном доме, почти при любимом муже… Я просто не могла уйти – надо увести мужчину отсюда, чтобы он хотя бы этого не слышал. Происходящее было до омерзения отвратительным даже для меня. Не представляю, что чувствовал он. Попыталась поднять его за плечи, но Нами еще сильнее зажал руками уши и зажмурился. С каждой минутой и с каждым стоном нам обоим становилось только хуже.

Наверное, мне еще далеко до понимания правил этого мира, я ориентировалась на привычные:

– Господин, давайте я отведу вас в комнату. У вас не было выхода, а она… – я посмотрела на дверь в кухню. – Ей, похоже, не делают больно… И у нее тоже не было другого выбора.

Слова были неподходящими, все – неправильными, Нами от них вообще взвыл:

– Ненавижу… как же я его ненавижу… Мы игрушки… все для него игрушки… Ненавижу его…

«Его» – не «ее», а это хороший знак. Но зачем же она так сладостно стонет, если ее просто заставили? Тут и захочешь притвориться, что происходит изнасилование, но никак не получается. Я подумала, что к этой ненависти – именно к айху – и надо взывать:

– Он просто чертов мерзавец, господин, и не вы, не ваша жена ни в чем не виноваты. Вы вынуждены это терпеть, пережить как-то… Вы бессильны…

И вдруг мужчина оторвал руки от головы и посмотрел на меня. Я не сразу распознала во взгляде ненависть.

– Чего ты лезешь? ! – заорал он, а потом вскочил на ноги, хватая меня за шею. – Чего ты ко мне лезешь, бесова безрукая дура? !

Он тащил меня на темный двор. Случилось то, чему я и раньше бывала свидетелем: слабость, перерастающая в ярость. Невозможность отыграться на сильном противнике, потому отыгрываются на том, кто ответить не может – просто выплеснуть эту чудовищную боль, причинив боль кому-то другому. И дело было далеко не в недовольстве моей исполнительностью, я просто стала спусковым крючком. Но на ходу мне припоминали все недоделки по хозяйству и последнее любопытство, заставившее остаться на кухне и стать свидетелем его бесконечного позора.

Нами бросил меня на землю, схватил тонкий прут из-под яблони, размашисто ударил по боку. Я не скрючилась привычно, а попыталась встать – он на самом деле не жестокий человек, просто сорвался, а значит, можно еще как-то остудить. Но он ударил снова, теперь по спине. Удары были не сильными – в этом человеке попросту не было столько злости, чтобы желать убить меня на месте. Потом он откинул палку, схватил за волосы и дернул вверх, чтобы заглянуть в лицо.

– Я пожалел тебя! Пожалел! Притащил в свой дом, а ты чем отплатила? !

Я запоздало вспомнила объяснения Ноттена:

– Это потому, что он снял повязку… Господин Нами, это не вы сейчас, это его влияние… он вытаскивает из людей все самое худшее… он…