Дети грозы. Книга 1. Сумрачный дар - Мика Ртуть

– Бездарная сука – отличная пара цепному ублюдку, вы не находите, сир?

– Не груби, мальчик. – Парьен едва заметно поморщился «сиру».

– Никаких игр, кроме необходимых для дела. – Дайм прямо встретил холодный взгляд Парьена. – Ристана слишком важная фигура, чтобы оставлять ее всецело под влиянием Бастерхази.

– Что, и ни слова о тонкой возвышенной натуре, беззащитности и пламенной любви к отечеству?

– Не вижу смысла повторяться. Тем более что мои чувства к Ристане никоим образом не волнуют его всемогущество и не влияют на мою службу.

– Тем не менее, заканчивай игры сегодня, и завтра с рассветом чтобы духу твоего не было в Суарде. Ты становишься чересчур самонадеянным.

– Как прикажете, сир.

– Поторопись, – продолжил Парьен. – То, что творится сейчас между Дремлинским хребтом и Кардалоной, никуда не годится. Если аномалия доберется до крупных городов, никакие шаманы не прикроют девочку, и тебе придется разбираться с массовой истерией. И постарайся девочку не покалечить. Такой дар…

– Встречается не каждый день, – закончил Дайм. – Я помню, сир. И историю Ману Одноглазого тоже. Надеюсь, мне позволено будет хотя бы эту ночь провести так, как нужно мне?

– Твоя личная жизнь меня не волнует. Но по дружбе могу одолжить неплохой ментальный амулет.

– Я не собираюсь ни пить с Бастерхази, ни спать с ним, сир. – Проглотив все рвущиеся с языка слова относительно Конвента, не вмешивающегося в его личную жизнь, Дайм склонил голову. – Даже в интересах дела.

15 день пыльника (следующий день). Южный тракт, к западу от Кардалоны

Дамиен шер Дюбрайн

Валанта в разгар лета была прекрасна, несмотря на присутствие в десятке локтей недобитой птички Бастерхази: в профиль он был особенно похож на ястреба из собственного герба. Солнце палило, из-под копыт Шутника летела пыль, зеленели покрытые виноградниками холмы, белели игрушечные, утонувшие в садах деревенские домики, старые оливы вдоль тракта шелестели серебристыми листьями и дарили прохладную тень, и вся провинция казалась огромным медовым пряником. Немудрено, что Люкрес возжелал стать местным королем, а там, глядишь, девочка Суардис родит ему сыновей-магов – и император наложит вето на новый закон о наследовании престола. Он же так мечтает об одаренных внуках! ..

И давно бы их имел, если бы потребовал с Дайма не принести то, не знаю что, а что-нибудь хотя бы теоретически выполнимое! Все архивы Ману Одноглазого и его учеников, которые только сохранились на континенте, Дайм разыскал и принес. О том, как он крал эти шисом драные записи у знаменитого своим дурным нравом белогорского князя, можно было целый роман написать, а если бы он попался – его бы и сам Светлейший не избавил от плахи. Но ведь императору этого мало! Ему нужен не меньше чем сам Ману, заключенный в артефакт! Он бы еще потребовал Светлую Райну в жены, вдруг наконец-то получится достойный сын!

Хотя идея женить Люкреса на сумрачной девчонке немногим лучше.

Прекрасный был подарок Дайму, вернувшемуся из Белогории с драгоценными полуобгоревшими манускриптами. Принес – молодец, а теперь давай-ка беги и сватай младшую валантскую принцессу брату. И плевать, что Валанта и старшая принцесса уже десять лет как обещаны Дайму. Люкрес, видите ли, овдовел, и ему нужна одаренная жена, а заодно и королевство. Не то чтобы ему чего-то не хватает без Валанты, но должен же будущий император практиковаться.

А что нынешний император что-то там обещал цепному псу – ерунда, не стоит внимания. Пес и без обещаний будет служить, куда ж он денется с цепи! ..

Укол раскаленного прута меж ребер оборвал непочтительные мысли. Дайм глубоко вздохнул, глянул на солнце, скатывающееся в грозовую аномалию, и очень громко подумал: «Да живет император вечно во славу Света! »

Проклятье. Лучше бы, право, он сразу сделал единственного одаренного бастарда големом, как и всех прочих, числом шесть голов, чем жаловать печатью верности. Не думать, не мечтать, не сожалеть – что может быть прекраснее? Просто забыть о том, что могут быть собственные желания, раз уж забыть о строгом ошейнике невозможно.

Вечер с Ристаной оставил Дайма злым и разочарованным. Не потому что Ристана не позволила себя соблазнить, напротив, она выгнала фрейлин, чтобы не мешали вести ученые беседы и смотреть хмирские гравюры, была обворожительно беззащитна и откровенна в своей любви к короне. Не к Дайму. Увы, эта прекрасная иллюзия рассыпалась, и никакие нежные взгляды и пылкие признания Ристаны уже не могли ее воскресить. Но если бы он мог уложить ее в постель! Если бы мог хотя бы дотронуться, не сходя с ума от боли! Никакие ее любовники, никакие советы Парьена и интересы дела не остановили бы его – ни сейчас, ни тринадцать лет назад, когда он впервые встретил ее. И были бы его всемогуществу одаренные внуки, но не от того сына…

А, к шису! И бесплодные мечты, и Ристану.

Шис не замедлил явиться.

– За вами Мертвый гонится, мой светлый шер? Только не рассказывайте о долге перед отечеством!

Догнав Дайма, Бастерхази заставил свою химеру идти вровень с Шутником. Две лиги в час для этой противоестественной помести лошади и лесной нечисти были сродни прогулочному шагу, в отличие от обыкновенного коня. И тем более ни один конь не выдержал бы такой гонки с рассвета. А Даймов белоснежный жеребец был бодр и свеж, словно не проделал путь от Суарда до Кардалоны меньше чем за десять часов, да еще полторы лиги сверх – почти до захолустья, где генерал Медный собирался заночевать.

Редкую по уму, выносливости и преданности зверюгу подарил Дайму Парьен в тот же день, когда и печать верности. Подарок с намеком – смески-единороги, как и их чистокровные собратья, имеют свое мнение о личной жизни хозяев, слава Свету, хоть не носят рогов и выглядят как аштунцы.

– Ни к чему рассказывать. – Дайм махнул рукой в сторону кипящих и рокочущих туч. – Вы сами видите.

– Мы гнали коней весь день, чтобы всю ночь воевать с шаманьей волшбой? На голодный желудок, без отдыха и сна? Вы не можете поступить со мной так жестоко, о мой светлый шер!

Дайм улыбнулся – вполне искренне. Паучий выкормыш, когда хотел, умел быть и забавным, и милым, и обворожительным. А сегодня он хотел – и прямо сейчас Дайму было безразлично, что на самом деле нужно Бастерхази. Все равно он не получит большего, чем Дайм готов выложить, но почему бы не скрасить остаток пути «дружеской» беседой?