Дети грозы. Книга 1. Сумрачный дар - Мика Ртуть

Король и первый советник одарили его презрительными взглядами. Ристана же осенила себя святым окружьем и артистично подрагивающим голосом резюмировала:

– Если нас спасет лишь чудо, отец, то будем молить Двуединых о чуде! – и выразительно посмотрела на Роне: сотворить чудо требовалось от него.

Он ответил ей едва заметным кивком и тоже осенил лоб.

Разумеется, чудо он сотворит, пусть и несколько не то, которого от него ожидает прекрасная принцесса. И проследит, чтобы этим чудом не стала смерть Шуалейды. А также позаботится о том, чтобы планы императора и его ублюдка провалились, какими бы те планы ни были.

Глава 6

Око урагана

…сказал тогда коварный бог-демон Карум:

– Нет в мире равновесия и справедливости, потому что нет их среди нас. У вас есть дети, а у меня нет. Пусть Сестра и мне родит детей.

Согласились Близнецы, и хоть не любила Райна Карума так, как любила Хисса, родила ему детей – сына и дочь, во всем похожих на богов, только с кожей красной, как кровь, клыками звериными и разумом злым, как разум отца их, демона. Назвал Карум детей зургами, по первому звуку «зурр! », что прорычали они, впившись до крови в соски матери.

– Забери народ свой, брат, – сказал Хисс, отняв детей от груди Райны и кинув на песок. – Пусть живут на Пустошах и не ходят через Дремлинские горы. Хватит людям раздоров и без кровожадных зургов.

Нахмурился Карум, указал Райне на орущих младенцев.

– Это твои дети, Сестра. Ты должна вскормить и воспитать их.

– Груди мои болят, и сердце мое тоскует, – отвечала Райна. – Достаточно будет твоим детям молока степных коз и науки равнинных ветров. Я дала им жизнь и свою кровь, но не нужна им моя любовь. Оставь их, Карум, пусть живут сами. А лучше брось в океан, не принесут зурги нашему миру добра.

    Катрены Двуединства

13 день пыльника (четверть месяца после визита Медного в крепость)

Имперский форпост в Олойском ущелье

Шуалейда

Рассвет она встречала в Гнезде Кондора, самой западной дозорной башне. За два дня в Олойском форту Шуалейда облазила все окрестности, набрала охапку редких трав, замучила Медного вопросами об устройстве фортификаций и тактике войны с зургами, обыграла старшину в кости… О да, поездка удалась! И план, их с Каетано план по укрощению коварного жениха, созрел и оформился. Дело теперь было за малым: правильно составить текст клятвы и уломать его высочество Люкреса эту клятву принести. Конечно, если он не имеет намерения хапнуть Валанту себе, то и проблем не возникнет. А если намерен – будет сложнее. Но Шуалейде и Каетано не зря уже одиннадцать лет преподает сам дру Бродерик, доктор восьми точных наук, главная из которых – надувательство. Гномы от природы в ней сильны, а дру Бродерик еще и диссертацию защитил.

И готовит себе достойную смену!

Шу пыталась обдумывать формулировки, любуясь равниной Олой-Клыз, территорией зургов. Получалось плохо. Мешала какая-то смутная тревога, не позволяя сосредоточиться. Только смотреть и слушать…

Для обычного человека равнина Олой-Клыз выглядела прекрасной и мирной. Вправо и влево, сколько хватало глаз, сияли снежные пики Дремлинского хребта, зеленый бархат лесов пятнал неровные склоны. Солнце вставало за спиной, освещая сизые, с розовыми прожилками тучи. Они кружили над бескрайней равниной, клокотали, словно зелье в алхимическом котле. Далеко внизу проступал из ночной темноты редкий лес, переходящий в степь, а справа уходил на восток разлом Олойского ущелья.

Но Шу видела иначе. И то, что она видела – было странным и пугающим. Тучи, горы, воздух переливались потоками диких стихий, а равнину Олой-Клыз покрывал серый, вязкий и липкий туман. Он пах змеями, гнилым болотом и несвежей кровью, он вползал в ущелье, притягивал и засасывал…

Шу дернула головой, отгоняя ощущение чужого взгляда.

– …уснули, что ли? Подай сигнал Иволге еще раз, – донесся сердитый голос дозорного с верхнего этажа башни.

– …должны были вернуться этой ночью, – нервничал второй дозорный. – Нож никогда…

На слове «никогда» что-то сдвинулось в сознании Шу, и тревожившие ее части головоломки встали на место. Невнятная тревога и неудобство мгновенно обрели причину. Все еще не веря себе, Шу вгляделась в противоположный, более высокий склон ущелья, где на расстоянии нескольких сотен локтей ползли струи рассветного тумана, цеплялись за камни и корни карликовых сосен. Словно лазутчики.

Лазутчики! Как она сразу не поняла!

– Тревога! Тревога! – закричала она, срываясь с места и взбегая по лестнице.

Трое солдат удивленно обернулись. Снизу послышался топот: ее услышали.

– Что случилось? – спросил старший дозорный.

– Зурги идут. Смотрите! – она указала на склон. – Разве туман может двигаться вверх? !

Солдаты замерли, вглядываясь в отвесные скалы.

– Тревога! – крикнул старший. – Ваше высочество, прошу, скорее в Оплот!

Шу кивнула и побежала к гондоле канатной дороги, связывающей Гнездо Кондора и форт: единственный путь на одинокий осколок хребта, иначе доступный только птицам.

– Снимут, – испуганно шепнул один из солдат.

– Не снимут, – оборвала его Шу.

Она вскочила на парапет, остановилась на миг, чтобы сплести отводящее глаза заклинание и наложить его на четырехместную гондолу.

– Вы трое, прикроете отсюда. Вы – с ее высочеством, – распорядился старший.

Солдаты попрыгали в гондолу, один из них подал руку Шу. Едва она шагнула, старший дернул рычаг, отпуская тормоза, и гондола полетела навстречу солнцу. Почти сразу к пению каната добавился свист зуржьих стрел. Заклинание не скрывало гондолу полностью, но сбивало краснокожим прицел. Шу оставалось только молиться Светлой, чтобы зурги не догадались повредить канат: удержаться в воздухе сама она бы смогла, но трое взрослых мужчин – слишком тяжело, она не справится.

Гондола, скрипя и раскачиваясь, ползла к крепости. По перегораживающей ущелье стене деловито сновали солдаты, расчехляя катапульты и выдвигая к бойницам стационарные самострелы. Медный генерал напряженно, до слез в глазах, вглядывался в натянутые канаты, пытаясь перебороть заклинание силой воли – и ведь удалось, даром что шер условной категории. Разглядев смутную тень, Медный махнул рукой, приказывая солдатам отойти от приготовленных на площадке мешков с сеном, а паромщику – жать тормоз. Гондола вздрогнула, замедляясь…