Преторианец. Кентурия особого назначения - Валерий Большаков

– Гефестай! – зашипел он. – Видишь того старика?

– Какого? – приглядевшись, Ярнаев прогудел: – Е-мое! Да это ж Антоний!

– Антоний! – заорал Тиндарид, уворачиваясь от кулака копьеносца. – Да подожди ты! .. Антоний!

Хорошо, что у старичка сума на плече висела, а то бы он ее уронил. Антоний изумился, всплеснул руками, заковылял по ступеням, щеря беззубый рот.

Выглядывая поверх плеча конвоира, хватаясь за скрещенные копья, Искандер прокричал что-то на незнакомом Сергею языке. По «усатым» словам Лобанов опознал латынь.

– Это Антоний! – радостно сообщил Искандер. – Он раб Тиридата. Тиридат нам поможет!

Известие это Сергея не обрадовало, а вызвало обиду. «Друг называется! – подумал он. – Всю жизнь секретничал. Если бы не Наккаш, так бы и не узнал ничего…»

За храмовой площадью тянулись невысокие одноэтажные домики, и стал виден диз – городская цитадель на высоком плоском холме, крепость в крепости, где был прописан местный владетель дизпат. Над цитаделью возвышалась могучая башня кёшк – прообраз донжона рыцарских замков, далеко с нее видать, всех врагов перечтешь, пока те к стенам города подберутся.

Почему-то именно этот вид, с фортецией на заднем плане, окончательно убедил Лобанова, что он совершил тур в прошлое. Оценить это сейчас, прочувствовать и понять у него просто сил не было. Нужно время, чтобы невероятное стало привычным, тогда только ум выйдет из-за разума и примирится с чудом…

Главный у воинов, толстогубый и щекастый малый в смешном коническом шлеме, прокричал новую команду, и конвоиры поворотили пленников на дорогу к дизу, хитрым зигзагом проходившую по склону холма. Отвели в башню и бросили в глубокую каменную яму. Тяжелая деревянная решетка накрыла ее сверху.

– Вот тебе и весь сказ… – вздохнул Эдик, поднимаясь с полу и отряхивая с рукавов прелую солому.

Сергей обошел яму кругом. Сплошной камень. Нары и те – каменный приступок.

– Александрос, – сказал он прохладным голосом, – пяти минут тебе хватит, чтобы объясниться?

– Хватит, – с готовностью ответил Тиндарид. – Как мы попали в прошлое, ты меня лучше не спрашивай, все равно не скажу. Не знаю! Тут физики высоколобые головы сломят, а я простой врач. Ну действует какой-то там межвременной портал, и пусть себе действует… Но ты не представляешь, до чего ж я рад, что мы все сюда попали! И не нужно больше ничего от тебя скрывать! Не мог я раньше объясниться, слово дал. Понимаешь… Я родился здесь! По-настоящему я Александрос, ну, Александр. Это я на Памире стал Искандером… да и привык уже. Тиндар, сын Абнеоса Селевкийского, – мой отец. Он торговал шелком, ходил с караванами в Китай. Ему всегда фартило, а когда мне исполнилось двенадцать, везуха кончилась. Напали кочевники. Все разграбили, отца убили… Нас с матерью продали в рабство за долги. Мать пристроили на кухню, а я прислуживал за столом – был я мальчик красивый, и гости любили вытирать грязные руки о мои кудри…

– Придурки! – вырвалось у Эдика.

– Да нет, – равнодушно пожал плечами Тиндарид. – Так было принято в Риме, а в Антиохии старательно подражали латинским модам и обычаям. Римская община по-прежнему полагала себя частью Империи. Это еще Красса когда побили под Каррами, парфяне два легиона в плен увели и здесь поселили… Однажды наш толстый сосед, Публий Секст, подвыпил и стал меня лапать. Я вывернулся, но он разохотился уже, приказал мне заголиться и стать раком. Я его стукнул и убежал. За мной кинулись вдогонку. Сначала я решил укрыться у Тиридата, но погоня была близко, и я юркнул в храм Януса. Представь себе – вечер, стемнело уже, я врываюсь в целлу [33 - Целла – святилище храма, иначе – наос. ] и вижу, как в стене распахивается дверь! В ту самую пещеру. Я возблагодарил богов за спасение и перешел из века первого в век двадцатый… Спасибо дяде Терентию, пристроил у себя. Хотя какой он мне дядя! А все равно роднее его у меня никого нет. И ты только представь себе, что было бы, узнай о портале тот же Наккаш. Никаких шансов! Хорошо еще, что врата открываются раз в полгода и всего на пару минут… Но и этого хватило Мир-Арзалу с дружками. Автоматчики в античном городе – это предел всему! ..

– И я, значить, – пробасил Гефестай, – из времен сих, хоть и не из этих мест. Сами мы из Индии, верные подданные кушанского царя. Имя у меня эллинское, как у Искандера, в честь бога Гефеста, только на кушанский манер. Ярнаев… это не фамилия, так отца моего звали – Ярнай, фамилии кушанам не давали… А в Антиохию меня дед Кадфиз привез и поместил в митраистский монастырь. Традиция у нас такая в роду, чтобы младший сын делался монахом, – все равно из наследства ничего не достанется, все на старшего перепишут, ну, кой-чего среднему перепадет… Из митреума я сбежал, мыкался-мыкался, чуть не сдох. Слава Митре, пособил Тиридат, переправил к Теренцию Варрону – так правильно звать нашего дядю… Теренций сам из римских патрициев, но с младых лет поставлен Хранителем памирских врат…

– Кем поставлен? – осведомился Сергей, исчерпав ресурс удивления.

– А вот этого мы и сами не знаем! – добродушно ухмыльнулся Гефестай. – Может, этих хранителей – целая куча, а врат – сколько станций в московском метро. И шныряют они по всем временам, присматривают за человечеством, правят историю… Кстати, Тиридат тоже Хранитель. А если бы проводился турнир Парфии по панкратиону, Тиридат запросто бы стал чемпионом. Надо будет ему сказать, пускай бы провел для нас мастер-класс!

– Все это очень интересно, – перебил его Эдик, – но позволю себе напомнить – мы в заднице!

– Тиридат должен нам помочь, – убежденно сказал Тиндарид.

– Да что ты говоришь! – комически изумился Эдик. – Правда, что ли? И что теперь? Сидеть и ждать?

Сергей, ни слова не говоря, поднялся. Сейчас он чувствовал себя гораздо спокойней. Странно, его загружают невероятью, а на душе легчает! Лобанов подпрыгнул и повис на одной руке, цепляясь за решетку.

– Не, – доложил он, – не пролезть. Жердины кожаными ремешками перевязаны, а чем резать?

Он спрыгнул вниз и отряхнул руки.

– Как говаривал мой дед Могамчери, – протянул Эдик: – «Надейся только на самого себя! » Слышь, Гефестай? Ты у нас самый накачанный…