Без видимых повреждений - Рэйчел Луиза Снайдер

Он стал отправной точкой этой книги, когда я поняла, что еще так много нужно сказать. После нескольких лет журналистской работы по этой теме я начала осознавать саму возможность противостояния домашнему насилию – главное обратить на него внимание. Следующие восемь лет научили меня многому; так, я поняла, что домашнее насилие тесно соседствует с другими проблемами нашего общества, такими как образование, экономика, душевное и физическое здоровье, преступность, гендерное и расовое равенство, и тому подобными. Поборники тюремной реформы вновь и вновь сталкиваются лоб в лоб с домашним насилием: преступники лишь ненадолго попадают в тюрьму, причем исправительная работа с ними практически не ведется, а затем эти люди опять оказываются в обществе, и всё возвращается на круги своя. Частные случаи насилия имеют общественные последствия колоссального масштаба. Встречаясь с людьми в Калифорнии, Мэриленде, Огайо, Нью-Йорке, Массачусетсе, Орегоне и других штатах, я поняла, как тяжело им выжить в этой частной войне, и осознала цену этой войны для каждого лично и для всех нас как нации: это разбитые общины, разрушенные семьи, сломанные судьбы. Исковерканные жизни, утраченные возможности. Гигантское финансовое бремя на плечах жертв, налогоплательщиков, системы уголовного правосудия. Расходы на здравоохранение, связанные с домашним насилием, ежегодно обходятся налогоплательщикам более чем в 8 миллиардов долларов, а жертвы теряют более восьми миллионов [6 - https: //www. bjs. gov/content /pub/pdf /ipv 01. pdf. ] рабочих дней в год. Более половины бездомных женщин в нашей стране оказываются без крыши над головой именно из-за домашнего насилия; оно занимает третье место среди причин утраты дома. Подавляющее большинство мужчин-заключенных впервые испытали на себе домашнее насилие или стали его свидетелями в детстве в собственной семье; дети, выросшие в таких семьях, находятся в группе повышенного риска нарушений развития [7 - Переписка по электронной почте с Жаклин Кэмпбелл. ]. А массовые расстрелы, всё более многочисленные с каждым годом? Большинство из них также попадают в категорию домашнего насилия. В апреле 2017 года адвокатская группа «Безопасность в каждом городе» [8 - «Восемь миллионов рабочих дней…» https: //ncadv. org /statistics. ] опубликовала отчет, согласно которому 54 % массовых расстрелов в США в наши дни были связаны с домашним насилием [9 - Sun, Jing et al. , Mothers' Adverse Childhood Experiences and Their Young Children's Development //American Journal of Preventive Medicine. 2017. 53. № 6. P. 882–891]. Эта статистика публиковалась во всех СМИ. Связь между массовыми расстрелами и домашним насилием стала темой новостных статей и авторских колонок по всей стране, но с некоторым изменением. Вместо «связаны» СМИ использовали слово «предсказывает» [10 - https: //everytown. org/press/women-and-children-in-the-crosshairs-new-analy-sis-of-mass-shootings-in-america-reveals-54-percent-involved-domestic-violence-and-25-percent-of-fatalities-were-children. ]. Например, «домашнее насилие предсказывает массовые расстрелы более чем в половине случаев». Когда репортер PolitiFact поставил под вопрос статистику, приведенную адвокатской группой [11 - https: //www. politifact. com/texas/statements/2017/dec/02/eddie-rodriguez/domestic-violence-not-confirmed-precursor-mass-sho. ], представив гораздо меньшую цифру, полученную в ходе исследования Джона Алана Фокса [12 - https: //www. cbsnews. com/news/sutherland-springs-texas-church-gunman-devin-kelley-wife-speaks-out. ], профессора Северо-восточного университета, самое важное оказалось запрятано в середине статьи в цитате Фокса: «Можно с уверенностью говорить, что порядка половины массовых расстрелов являются крайними проявлениями домашнего насилия».

Иными словами, речь не идет о том, что домашнее насилие предсказывает расстрелы. Оказывается, массовые расстрелы более чем в половине случаев и есть домашнее насилие. Достаточно вспомнить, например, об Адаме Ланца из Ньютона, Коннектикут, начал смертельный марафон со своей матери, а дальше двинулся в начальную школу Сэнди Хук. Девин Патрик Келли приковал свою жену к кровати наручниками и привязал веревкой, а потом отправился на машине в Первую баптистскую церковь в Сазерленд Спрингс, Техас. Можно заглянуть и в более далекое прошлое – когда случился первый, по мнению многих, массовый расстрел в США – в августе 1966 года Чарльз Уитмен открыл огонь по студентам в Университете Техаса в Остине, в результате погибло шестнадцать человек. Многие забыли, что этот приступ ярости начался предыдущей ночью, когда жертвами стали его мать и жена. В 46 % массовых расстрелов фигурирует домашнее насилие. Оно присутствует фоном в личных историях многих стрелков. Омар Матин, убивший 49 человек в ночном клубе «Орландо Палс» в июне 2016 года, задушил первую жену; такое преступление признается правонарушением в штате Флорида, где он жил, и по федеральному закону ему полагалось тюремное заключение сроком на десять лет. Но ему так и не было предъявлено обвинение. Вспомним и три наводящие ужас недели в октябре 2002 года, когда снайпер по имени Джон Аллен Мухаммед держал в осаде Вирджинию, штат Мэриленд, и Вашингтон, округ Колумбия, расстреливая людей, как казалось, наугад. Начальные школы не работали в эти недели, хозяева заправок запасались брезентом, чтобы защитить клиентов. В действительности, на совести Мухаммеда была долгая череда издевательств над женой Милдред, с которой он уже не жил совместно. Его нападения были прикрытием. Он сообщил полиции, что, наугад стреляя в случайных людей, надеялся скрыть свой истинный план – убить Милдред. Но случилось ли бы всё это, если бы мы вовремя обеспечили внимание и поддержку юному Диланну Руфу, который годами видел зверства своего отца в отношении мачехи? [13 - https: //www. thestate. com/news/local/article25681333. html. Seealso: https: //www. dailymail. co. uk/news/article-3131858/Charleston-killer-Dylann-Roof-grew-frac-tured-home-violent-father-beat-stepmother-hired-private-detective-follow-split-claims-court-papers. html. ] Быть может, это спасло бы жизни девяти прихожан Епископальной церкви методистов Эмануэль в Чарльстоне, штат Южная Каролина, в июне 2015 года?

Увы, все эти трагические случаи – лишь то немногое, что удерживается в памяти людей. Подобных драм намного больше. В США под массовым расстрелом понимают убийство четырех или более людей, а значит, подавляющее большинство массовых расстрелов освещается только в местных или региональных новостях, а порой и вообще не получает огласки. Так, через пару дней исчезает память о тысячах ежедневно убиваемых женщин, мужчин и детей. Эти случаи и множество им подобных не оставляют сомнений в том, что домашнее насилие – не просто частная проблема, а вопрос общественного благополучия, требующий безотлагательного решения.

Осмысление этих событий привело меня к помятой двери Пола Монсона весной 2015 года. К тому времени я уже несколько лет была знакома со многими членами его семьи и слышала историю Роки и Мишель от ее матери и сестер. Пол был не в состоянии говорить об убийствах. Я видела, что его боль поглотила его без остатка, а чувство вины не дает дышать. Домашнее насилие – нелегкая тема для разговора. И, как я узнала, занимаясь этим делом, о нем трудно писать журналистское расследование. Его груз непомерен, но при этом история покрыта тайной. Репортер может находиться в зоне военных действий и описывать свои наблюдения. Можно приехать туда, где царят голод, болезни, и написать о бедствиях в режиме реального времени. Можно отправиться в клинику ВИЧ / СПИД, онкологический центр, лагерь беженцев или приют, и написать о страданиях их обитателей. Можно подойти к этим проблемам общества, экологии, социального благополучия и геополитики изнутри, и рассказать о них в режиме реального времени, наблюдая их прямо перед собой. Даже если пишешь о проблемах послевоенного времени, как мне нередко случалось в Камбод же, то осознаешь, что твои собеседники в безопасности, просто потому что война, природная катастрофа или иная трагедия, приведшая тебя туда, уже позади. В случае домашнего насилия самое сложное – это писать о ситуации, непредсказуемой настолько, что всё написанное может поставить под угрозу безопасность тех, о ком пишешь, а они и так находятся в зоне повышенного риска. И всё же по канонам журналистской этики каждый имеет право высказаться о происходящем – будь то жертва или преступник. Для меня это вылилось в несколько эпизодов, когда я провела месяцы, порой годы, беседуя с жертвами, а результат был нулевым, ибо даже попросить о беседе с оскорбителем значило поставить под угрозу безопасность жертвы. Например, я больше года беседовала с одной женщиной, а дальше ей пришлось отказаться от наших встреч – просто чтобы защитить себя. Многие годы она провела с мучителем, который раздетой привязывал ее к трубам отопления, или накидывал ей на голову одеяло, обмотав шею изолентой. История ее мучений и долгожданного освобождения – одна из самых ужасающих в моей практике. Даже сейчас, в этих строках я многое опускаю, сохранив лишь упоминание о трубах отопления и одеяле, поскольку они фигурируют во многих других историях и не указывают именно на нее.