Господь Гнева - Роджер Желязны

Апостол Павел имел в виду то, что сам Сэндз понял во время очередного эксперимента с наркотиками.

Дело происходило в маленькой комнатке Лурин. Питер принял какую-то гадость, которая сделала его предельно агрессивным. Он метался по Луриной комнатушке и крушил все и вся. А когда девушка попыталась остановить его, сделал уж и вовсе невероятное – поднял на нее руку. И вот в этот-то момент, когда он ударил ее, он был ужален – ужален в старинном смысле слова, то есть ощутил укол, как будто его тело пронзил остроконечный кинжал – зазубренный, как острога, которой рыбаки убивают очень крупную рыбу, попавшую к ним в сети.

Едва ли за всю жизнь Питер испытал более острое физическое ощущение – оно было реальнее реального. Когда «острога» вошла в его тело, он сложился вдвое от чудовищной боли. Лурин, которая до этого то присаживалась, то отскакивала, ускользая от его кулаков, остановилась как вкопанная. Она поняла, что ему совсем нехорошо, и позабыла об опасности.

Казалось, эта острога – металлический зазубренный крюк на длинном-предлинном древке, конец которого уходит аж в Небеса. Корчась от нестерпимой боли, Пит все же заметил в то жуткое мгновение Тех, Кто держал тот, дальний конец копья, на миг ставшего мостом меж двумя мирами – земным и небесным. Это были три существа с глазами, вроде бы излучавшими тепло, но совершенно бесстрастными. Они не стали проворачивать острогу в его теле. Они просто не отпускали ее до того момента, пока он, медленно продравшись сквозь чащу боли к обыденной реальности, не очнулся окончательно. Это-то и было целью «пронзения» – пробудить его от сна, заставить очнуться от того сна, коим спит все человечество и от коего все, согласно слову апостола Павла, однажды в мгновение ока пробудятся. «Говорю вам тайну, – сказал апостол Павел, – не все мы умрем, но все изменимся – вдруг, во мгновение ока, при последней трубе»  [14 - Первое послание к Коринфянам, 15: 51. ].

Но что это была за боль! Адская! Неужели лишь боль такой силы способна пробудить его? Неужели каждому из нас предстоит испытать подобное страдание? Неужели это зазубренное копье когда-нибудь еще раз вопьется в его плоть? О, как он этого страшился! .. И в то же время сознавал, что те трое, Святая Троица, были правы, причиняя такую адскую, невыносимую боль. Это необходимое действие. Ибо должно пробудить его. Все же, все же…

Сейчас он достал книгу, открыл ее и стал читать вслух для Лурин, которая любила, когда ей что-нибудь читали – впрочем, недолго и без декламации. Не называя автора, Питер прочел небольшое простенькое старинное стихотворение.

        Прясть мне, матушка, нету моченьки.

        Все во рту горит, изболелись рученьки.

        Ах! кабы ведать тебе всю боль мою,

        Что из тела вынимает душу самою.

Захлопнув книгу, он спросил:

– Ну, как тебе?

– Ничего.

– Сафо. В переводе Лендора. Наверное, сам придумал большую часть – восстановил из «обрывка фрагмента». Но мне напоминает трогательную сцену из первой части гетевского «Фауста» – Гретхен за прялкой.

Ему вспомнилось: «Meine Ruh ist bin. Mein Herz ist schwer. – Покой меня покинул. У меня тяжело на сердце». Занятное совпадение чувств. Знал ли об этом Гете? Стихотворение Сафо лучше, потому что короче сцены у Гете. Большой плюс, что стихотворение переведено на английский, – в отличие от этого Служителя Гнева, от отца Хэнди, Пит не получал никакого удовольствия от древних или незнакомых ему языков, даже побаивался их темных глубин. К примеру, мог ли он забыть, какая огромная часть оружия массового уничтожения была произведена в Германии людьми, говорившими на немецком языке!

– Кто такая эта Сафо? – спросила Лурин.

– Древнегреческая поэтесса. Один из самых утонченных поэтов в мировой истории, – ответил Пит. – Даром что до нас дошли только фрагменты ее произведений. Целиком от античности сохранились лишь третьесортные стихи Пиндара.

Говоря это, он разглядывал свои запасы таблеток. Какие принять сегодня? В какой комбинации? С чем сделать попытку добраться до иного мира, в существовании которого не сомневался? Возможно, этот загадочный, неведомый мир находится по ту сторону смерти. Как знать, как знать…

– Расскажи мне, – внимательно наблюдая за ним, попросила Лурин, раскуривая дешевенькую алжирскую вересковую трубку, которую она купила у странствующего торговца (хорошие английские трубки ей были не по карману), – про тот раз, когда ты принял метамфетамины и увидел самого дьявола.

Он рассмеялся.

– Что тут смешного?

– Будто ты сама не знаешь, какой он! Раздвоенный хвост, копыта, рожки и вся обычная дребедень.

Но Лурин смотрела на него очень серьезно.

– Я знаю, он не такой. Расскажи мне еще раз.

Пит не очень-то любил вспоминать видение, в котором ему предстал Антихрист, которого Мартин Лютер называл «нашим старейшим лютым врагом». Прежде чем ответить девушке, Пит сгреб в ладонь несколько заранее отобранных таблеток, проглотил их и запил стаканом воды.

– По твоим словам, у него горизонтальные глаза, – сказала Лурин. – Глаза без зрачков. Одни страшные вытянутые белки.

– Да.

– Он застыл над горизонтом. Совершенно неподвижный. Ты говорил, что он вечно в таком положении. Он был слепой?

– Нет. К примеру, он заметил меня. И он видит всех нас на протяжении всей нашей жизни. Не спускает с нас глаз. Ждет.

«О-о, как они не правы, эти Служители Гнева, – подумал Пит. – После смерти мы можем оказаться во власти Врага рода человеческого. И тогда смерть окажется – может оказаться – не избавлением, не освобождением, не концом, а ужасом, настоящим порабощением и – лишь началом».

– Видишь ли, дьявол помещается так, что глядит точнехонько вдоль поверхности Земли, словно она плоская, и его взгляд пронзает все пространство, уходя в бесконечность, как лазерный луч. Такое ощущение, что его взгляд ни на чем не сфокусирован – видит все, ни на что не будучи устремлен.

– А сейчас ты что проглотил?

– Нарказин.

– «Нарк» – значит какое-то снотворное. А «зин» – наоборот, стимулянт. Оно что, стимулирует сон?

– Это вещество угнетает функции больших полушарий мозга и активизирует, раскрепощает зрительный бугор – таламус.

Обмен веществ в мозгу человека, функционирование сосудов головного мозга – изучение всего этого было любимым занятием Пита. Он отлично знал, где и что расположено в голове и какую гигантскую роль играет правильное кровоснабжение каждого участка мозга. Достаточно определенной части мозга недополучить крови – порой совсем чуточное количество, – и добрый, милый и отзывчивый человек способен превратиться в ограниченного, подозрительного тирана и подлеца, почти параноика. Вот почему Пит принимал наркотики с такой осторожностью. Он норовил целенаправленно воздействовать на избранные участки мозга. Прежде всего хотел воздействовать на секрецию своих адреналинопроизводящих желез – и при этом не слишком сужать кровеносные сосуды мозга. Амфетамины как раз сужали сосуды, а потому были весьма опасны. Они способны необратимо разрушить личность человека, который ими балуется.