Господь Гнева - Роджер Желязны

А впрочем, все это положило конец бойне. После выпадения смертельно ядовитых осадков силы для ведения войны истощились. Война закончилась за недостатком вояк. «De mortuis nil nisi bene», – подумал отец Хэнди, – то есть о мертвых только хорошее. А что хорошее о них можно сказать? Ну хотя бы это: вы умерли из-за идиотов, которых сами избрали себе в правители и защитники и в сборщики умопомрачительных налогов. Остается только гадать, кто был дурее – избранники или избиравшие? В итоге погибли и те и другие. И Пентагон, и Белый дом, и такие прочные убежища для особо важных персон – от них и руин не осталось, развеялись пылью… Нет, de mortuis nil nisi malum, – мысленно исправил он древнюю мнимую мудрость, – о мертвых только плохое. Так-то оно ближе к жизни. Покойники были дураками – их непроходимая глупость достигала истинно сатанинского масштаба! »

Инертность человеческого стада была просто-таки восхитительна! Почитывали газетки и таращились в ящик для дураков и пальцем о палец не ударили даже после того, как Карлтон Люфтойфель в 1983 году произнес в Шайенне свою программную речь, которую журналисты окрестили «Речью о ложной магии цифр». В этом выступлении Карлтон Люфтойфель без обиняков заявил следующее: великим заблуждением является то, что для выживания нации во время тотальной войны необходимо некое минимальное число спасшихся. Сила и жизнеспособность нации лежит не в конкретных человеческих единицах, а в ее «ноу-хау» – то есть в накопленных знаниях и методике их применения.

Это было сказано с большой помпой, вдохновенно, округло и вызвало немало одобрительных кивков с самых разных сторон. Его речь приравнивали по значению и отчетливости формулировок к знаменитой Фултонской речи Черчилля – декларации холодной войны, оглашенной несколькими десятилетиями раньше.

Согласно теории Люфтойфеля, коль скоро всеобъемлющие банки информации упрятаны под землей на глубине нескольких миль, то они сохранятся при любом ходе событий. А раз они не погибнут ни при каких обстоятельствах, то «все наши американские непреходящие ценности, в том числе и непримиримая ненависть к известным врагам, сохранятся в веках, ибо могут быть легко усвоены через любой промежуток времени новопришедшими поколениями, начало которым положит горстка выживших».

На деле же у «новопришедших поколений» нет ни средств, ни досуга добраться до подземных шахт, где собраны сокровища информации, потому как у этих людей есть забота поважнее – об этой заботе Люфтойфель позабыл в своих расчетах. Элементарная проблема: прокормиться. Именно нехватка пищи подхлестывает такие опасные странствия между очагами цивилизации – они предпринимаются для расчистки новых участков для земледелия, для изыскания способов защитить растительность и скот в условиях отравленной окружающей среды. Все интересы нынешних людей вращаются вокруг свиней, коров и овец, вокруг зерновых и бобовых, капусты и морковки – вот те «американские непреходящие ценности», которые вышли на первое место. Нет дураков корпеть над извлечением патриотических идеалов из таких эпических стихотворных благоглупостей, как уитьеровские «Занесенные снегом»…  [7 - Джон Гринлиф Уитьер (1807–1892) – американский поэт. В «Занесенных снегом» детально, с большой теплотой воссоздан патриархальный быт Новой Англии времен первопоселенцев. ]

– А я вам скажу так, – ворчливо произнес Маккомас, – никуда своего богомаза не посылайте. И вообще поручите работу над фреской человеку с полным комплектом конечностей. Уверяю вас, все будет шито-крыто. А этот ваш увечный на дурацкой коровьей упряжке проедет от силы сотню миль, а потом упрется в бездорожье, грохнется в канаву – и путешествию конец. Не воображайте, что вы оказываете ему великую услугу, Хэнди, делаете избранником и все такое. На самом деле вы просто посылаете безрукого-безногого бедолагу на верную гибель – а ведь он, признаться, недурно владеет кистью…

– Недурно! – возмутился отец Хэнди. – Да он самый талантливый художник среди Служителей Гнева! Только недалекие люди могут называть его богомазом.

«Закороченные», докрасна раскаленные глаза Маккомаса зловеще уставились на отца Хэнди. Он тщетно искал хлесткие слова для ответа на подначку.

Но тут Или сообщила:

– К нам припожаловала мисс Рей.

– О-о! – протянул отец Хэнди и немного растерянно заморгал. Ибо именно Лурин Рей была тем существом, кем отец Хэнди невольно поверял все доктрины Служителей Гнева. И выводы бывали очень тревожными и противоречивыми.

Вот она идет, рыжеволосая и такая легкотелая, что ему иногда кажется – стоит ей захотеть, и она без усилия взмоет в небеса… Всякий раз, когда отец Хэнди неожиданно видел Лурин Рей, в его голове мелькала мысль о ведьме – уж очень воздушная она особа. Лурин Рей пешком, считай, не ходит – вечно верхом появляется. Может, это создает обманчивое впечатление надземности – хотя женщина она атлетического сложения и в ней мало от порхающего эфемерного создания. Видать, кости у нее полые, как у птицы, оттого и походка такая прыгуче-легкая. В который раз он объединял в своих размышлениях женщин и птиц. Недаром в песенке ловца птиц поется: «Для щебетуний сеть совьем, а там, глядишь, мы сеть спроворим, чтоб женушку себе словить или хотя б милашку». Глядя на нее, отец Хэнди всякий раз ощущал, как в нем просыпается что-то козлиное, греховное – в глубине своей натуры он обнаруживал шевеление грубо-плотских, дурных инстинктов.

Прискорбный факт, спору нет. Однако он привык к этому всплеску плотских эмоций. Говоря по совести, он наслаждался обществом Лурин Рей – ну да, наслаждался, чего себя обманывать.

– Доброе утро, – приветствовала его Лурин. Потом она заметила Доминуса Маккомаса, которого терпеть не могла, и наморщила носик и лицо – часть веснушек забежала в морщины. Вся она состояла из оттенков светло-рыжего: что волосы, что кожа, что губы, которые сейчас искривились презрительной усмешкой.

Стоя спиной к Маккомасу, она скорчила физиономию и насмешливо заголила свои зубки – маленькие и ровненькие. Такие аккуратные режущие штучки, а не целая дробильня во рту, как у некоторых. На иную посмотришь – и вспомнится, что ее пращуры такими же зубищами раскусывали доисторические семена с кожурой почти каменной твердости.

Есть зубы массивные, созданные для перемалывания пищи. Не зубы, а жевательные жернова. У Лурин же легкие, кусательные зубы. Она не ест, она пощипывает – или клюет. А впрочем, он не знает – только догадывается. Ничего он о ней не знает, ибо опасается приближаться к ней и приглядываться, вечно кладя между собой и ею непреодолимую дистанцию.

Совокупность догматов церкви Служителей Гнева естественным образом приводила к августинскому  [8 - Блаженный Аврелий Августин (354–430) – христианский теолог и церковный деятель, один из «отцов» христианской церкви. ] взгляду на женщину, к которому подмешан страх перед мнимо слабым полом; на это накладывались исступленные догмы ярчайших еретиков разных времен – манихеев  [9 - Манихейство – религиозное учение. В основе – дуалистическая борьба добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия. ], французских альбигойцев  [10 - Альбигойцы – участники еретического движения на юге Франции в XII–XIII вв. ] и катаров  [11 - Катары – приверженцы ереси XI–XIII вв. Считали материальный мир порождением дьявола, осуждали все земное, призывали к аскетизму. Многие взгляды альбигойцев почерпнуты из вероучения катаров. ], которые сходились в мнении, что всякая баба есть сосуд диавольский. Однако во времена этой философской нетерпимости к женщине трубадуры и рыцари не переставали славить и обожествлять Прекрасную Даму. Domina  [12 - Domina – на латинском языке значит и «женщина», и «властительница». Множественное число: dominae. ] – такая соблазнительная, полная жизненного начала… даже те dominae из Каркассонна, те безумицы, что носили сердца своих умерших возлюбленных в небольших коробочках, украшенных драгоценными камнями.